— Это верно, но они стали настоящими.

— В здравии и в болезни, пока смерть не разлучит нас? В любви и заботе быть вместе? Я так не думаю, Маркус. Я знаю, что ты хочешь предложить, и не приму даже части этого.

— Пета, мы женаты.

— Нет, мы не женаты.

— Ты отрицаешь, что желаешь меня?

— Конечно, я желаю тебя, — прямо сказала Пета, — и ты это чувствуешь, так же как и я чувствую, что ты хочешь меня, но этого недостаточно.

— Но почему?

— Потому, что я хочу получить все, — внезапно ответила она. — Все или ничего, на меньшее я не согласна.

— Что ты имеешь в виду?

— Я влюбилась в тебя, Маркус.

Все оказалось так просто. Он не мог поверить, что она сказала это, и стоял как громом пораженный.

— Я не понял...

— Конечно, ты не понял, — прошептала она. — Какая же я глупая! А теперь нам пора домой. — Она подняла корзину для пикника, отстраняясь от Маркуса.

— Послушай, Пета, — сказал он, — любовь такая вещь... Я не знаю ее, но то, что чувствую к тебе... Я готов рискнуть.

— Для тебя это достижение.

— Нет, — он попытался взять ее за руку, но она снова отстранилась от него, — послушай, Пета. Мы — муж и жена. Для нас нет невозможного. Ты могла бы жить здесь до тех пор, пока нужна Гарри, но я все бы перестроил, чтобы тебе было удобно. Ты бы приезжала ко мне в Нью-Йорк... или я сюда, когда у меня будет свободное время...

— Ты бы сделал это место удобным для меня? — В ее голосе зазвучали враждебные нотки. — А как часто... я бы навещала тебя?

— Моя работа в Нью-Йорке. Но вот сейчас я же здесь, так что буду приезжать, когда смогу.

— Это звучит все более и более романтично. — Но в ее голосе не было и тени романтики.

— Ты сказала, что любишь меня.

— Но я не люблю тебя так!

— Как?

— Так, чтобы сдаться из-за любви к тебе и быть готовой подбирать крохи из-за любви к тебе. Я влюбилась в тебя, Маркус, как глупая девчонка, но все-таки мне хватает ума, чтобы понять всю бессмысленность данной ситуации.

— Это не бессмысленно. — Он снова потянулся к ней и на этот раз удержал ее за руку, но она была холодна как лед.

— Оставь меня в покое!

— Пета...

— Я же сказала, оставь меня в покое, иначе я позову собак.

— Ты хочешь сказать, что спустишь на меня собак?

— Можешь не сомневаться.

Внезапно его охватил гнев: что за игру она ведет?

— Пета, если я уеду завтра в Нью-Йорк, ты пропадешь.

— Ты сделаешь это только из-за того, что я отказалась переспать с тобой? — требовательно спросила она. — Только из-за этого ты позволишь Чарлзу отобрать у меня ферму?

Он замер. Какого черта?

— Конечно, нет. Я не занимаюсь шантажом.

Она долго смотрела на него, ее гнев утихал.

— Вот и хорошо, — наконец произнесла она ледяным тоном. — Спокойной ночи, Маркус. Будет лучше, если сегодня ты обойдешь стороной мою веранду.

Следующие пять дней прошли в невероятном напряжении.

— Вы что, ребята, больше не любите друг друга? — спрашивал Гарри.

— Нет, мы любим друг друга, — отвечал ему Маркус. Он готовил мясную запеканку с грибами в красном вине. Гарри будет ужинать вместе с ним, а потом отнесет порцию домой для Петы, чтобы она поужинала после возвращения с фермы.

Она отказалась есть вместе с ним, целиком погрузившись в работу.

Сердцу было больно, но умом Маркус понимал, что Пета права. Он предложил ей стать его настоящей женой, она отказалась. Ничего другого он и не ожидал, потому что любить женщину невозможно. Любить кого-то вообще невозможно.

Но Маркус очень привязался к Гарри и даже будет скучать не только по Пете.

— Я ей не нравлюсь, — сказал он Гарри, шинкуя лук и плача над ним.

— Конечно, ты ей нравишься!

И, может быть, даже больше, чем нравлюсь, подумал Маркус.

Эта мысль пугала его.

— Я и Пета — мы очень разные, — объяснил он Гарри, — моя жизнь — в Нью-Йорке, а жизнь Петы — здесь. И если мы полюбим...

— Это было бы здорово! ...

— Что было бы здорово?

— Ты мог бы жить здесь постоянно и оставить себе этот отличный «морган». Ты бы мог даже возить меня в школу на нем.

Все эти планы надо пресечь как можно скорее!

— Моя жизнь — в Нью-Йорке.

— Но почему? Ты же работаешь и здесь — у тебя телефон и компьютер. Тебе не надо доить коров, чтобы заработать на жизнь.

— Нет, дело не в этом.

— А в чем?

— Ты даже не представляешь себе, что у меня за жизнь.

— Могу поспорить, что жизнь здесь гораздо лучше, — с уверенностью заявил Гарри.

— В Нью-Йорке у меня есть «порше», — сказал ему Маркус, пытаясь объяснить Гарри свое решение в понятных для мальчика выражениях. Но понимал ли он их сам?

— Но здесь у тебя уже есть «морган», а у нас есть классный трактор. Или ты хочешь, — Гарри вопросительно склонил голову на плечо, — чтобы Пета вернулась с тобой в Нью-Йорк и там ездила на твоем «порше»?

— Пета останется здесь, — Маркус начал резать мясо, — а я вернусь в Нью-Йорк. Я очень привязан к своему «порше», а она — к своему трактору.

— Пета тоже сказала, что не хочет влюбляться в тебя, — внезапно рассердился Гарри, — мне кажется, что вы оба чокнутые.

Пета пробыла на ферме гораздо дольше, чем было нужно. Скоро ей придется возвращаться домой. В духовке она найдет тарелку с чем-нибудь вкусным, приготовленным Маркусом. И будет есть в одиночестве. Ее брат считает ее дурой.

Он прав — она просто дура!

То, что случилось, ужасно.

Она влюбилась в Маркуса. А почему бы и нет? — спрашивала она себя с горечью.

Он спас ее мир, одел словно принцессу, поднял ее с колен, а теперь предлагал ей... свой мир.

Он предлагал ей весь мир, но не свое сердце. Как же с этим справилась Золушка? — задала себе вопрос Пета. Была благодарна, осознавая, что вся ее жизнь принадлежит одному человеку?

А ведь ночью она могла спать в его объятиях...

— Все это так глупо, — сказала она Теду, когда пес потерся седой головой о ее руку, проявляя заботу, — он мечтатель, все играет в сказки, но один из нас двоих должен быть разумным.

Погладив собаку, Пета поднялась и пошла за шлангом. Она сейчас не спеша вымоет коровник. Потом вернется домой, поужинает и отправится спать — в одиночестве.