– Я не могу поддерживать тебя, когда ты обижаешь дорогих мне людей. – Магда попыталась возразить, но он не дал ей сказать. – Вот только не надо сейчас спрашивать, кто мне дороже! Ты оскорбила прекрасного человека. Нахамила женщине – кстати, беременной! – к которой пришла в дом. По-моему, это не лезет ни в какие ворота.

Сзади раздался сердитый автомобильный гудок. Их машина так и стояла, не трогаясь с места, мешая другим проезжать, и Макс завел двигатель.

Ехали молча. Максим сосредоточился на дороге. Челюсти его были сжаты, Магда знала, что он пытается успокоиться. Сама она испытывала смешанные чувства. Сознание будто раздвоилось. Первая половина не понимала, как вообще такое могло случиться, и понятия не имела, откуда взялась немотивированная ненависть к Оксане. Однако вторая часть не испытывала ни малейшего раскаяния – лишь злобное удовлетворение от содеянного.

Автомобиль плавно притормозил на парковке возле дома. Можно было выходить из машины, но Максим продолжал сидеть, глядя перед собой, будто надеялся разглядеть что-то на лобовом стекле.

– Магда, я понимаю, ты не виновата, – наконец сказал он. В интонациях больше не было раздражения. – Твой сегодняшний поступок укладывается в целый ряд событий. Я не говорил тебе, искал подходящего случая, вот он и наступил. С тобой происходит что-то плохое. Ты делаешь вещи, на которые раньше не была способна. Ты ведь сама сознаешь это, да? – Он помолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил: – Ты сильно изменилась после аварии и продолжаешь меняться. Твои новые способности тому виной или что-то еще – я не знаю, но…

– Макс, я постоянно живу в напряжении, в страхе! – прервала Магда. – Та девушка, которая меня преследует, все эти призраки… Я перестаю понимать, где реальный мир, а где потусторонний. Говорю с людьми, а потом вдруг оказывается, что это вовсе не люди. Тебе не понять! – Она повернулась к нему, схватила ладонь Макса, с силой сжала ее. – Никто не может понять этого, пока сам не испытает! Наверное, поэтому я веду себя неадекватно, ругаюсь с тобой, на Оксану сейчас налетела.

Магда думала, что Максим прижмет ее к себе, обнимет, станет успокаивать, но он этого не сделал. Так и сидел истуканом, не глядя на жену.

– Это еще не все. Страх, напряжение, растерянность из-за внезапно проявившихся способностей к ясновидению – такое можно понять, и это объяснимо. Но как объяснить то, что ты становишься другим человеком?

– Что ты хочешь этим сказать? Пожалуйста, Максим…

Тут он все же повернулся к ней, и она прочла в его глазах испуг и смятение. Макс, всегда уверенный в себе, мужественный, сильный, правильный, смотрел на нее, как заблудившийся в лесу маленький мальчик, и это было настолько дико, что она оторопела, умолкла, не находя слов.

– Поменялись твои привычки, взгляды, вкусы. Ты пишешь и держишь ложку в левой руке. Литрами пьешь отвратительное пойло – растворимый сладкий кофе с молоком. Ненавидишь тех, кого любила. На днях мы смотрели французский фильм, и ты заявила, что всегда мечтала побывать в Париже. Я не стал ничего говорить, но меня мороз продрал по коже.

– Я? Неужели я сказала это?

– Сказала. Видимо, в тот момент ты не помнила, что дважды была во Франции! Не помнила, что впервые тебя возила туда мать, это был подарок на шестнадцатилетие, ты рассказывала мне об этом. А во второй раз мы с тобой летали в Париж два года назад на очередную годовщину свадьбы и пробыли там пять дней.

– Макс, я прекрасно помню это…

– Погоди, дай договорить! Сейчас – помнишь. А тогда не помнила. Когда мы занимаемся любовью, ты ведешь себя совершенно не так, как раньше, двигаешься совсем иначе, делаешь то, что тебе не нравилось, – у меня полное ощущение, что я сплю с другой женщиной. А если я включаю в машине джаз, который ты всегда обожала, ты сразу же переключаешь волну. И даже не замечаешь всего этого!

«Джаз? Как мне могли нравиться эти завывания? Он что-то путает!» – подумала Магда, но не стала возражать.

– Вчера ты заказала в Интернете картину, помнишь?

Магда осторожно кивнула. Вечером она смотрела фильм, а после, как это часто бывает, «залипла» в Интернете и наткнулась на сайт художественного салона. Ей попалась на глаза репродукция картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти», и она решила заказать ее, чтобы повесить в спальне.

– Тут-то что не так?

– То, что ты терпеть не могла Дали! Не знаю уж почему, но и он, и его творчество, и Гала приводили тебя в бешенство. Ты считала Дали маниакальным психом, шутом, извращенцем, мошенником, который может нравиться только профанам. Говорила, что его нельзя считать живописцем за созданные им высосанные из пальца бессмысленные шарады-головоломки. Ты ни за что не повесила бы ни одну из его картин даже в туалете, не говоря уже о собственной спальне!

Максим умолк, и она тоже не могла вымолвить ни слова. Слезы подступили к глазам, и удержать их не получилось. Магда заплакала, и муж наконец-то обнял ее, прижал к себе, утешая, как ребенка.

– Я не знаю… Я не понимаю… – шептала она сквозь рыдания, а он гладил ее по волосам.

– Прости, что напугал тебя, Магданочка, – говорил Максим. – Не переживай. Все будет хорошо, все наладится.

Только Магда знала: он не верит тому, что говорит. И само имя «Магданочка»… Никогда Макс не звал ее так, и было в этом нелепом имени что-то чужое, паточно-приторное.

Первый снежный десант попробовал свои силы пятого октября – и сразу же растекся лужами, исчез без следа. Пятого ноября, ровно через месяц, снег выпал, чтобы до весны уже не растаять. Осень, заливаясь слезами дождей, сгинула, и на смену ей пришла зима, которая, по прогнозам синоптиков, обещала быть суровой.

Первому снегу радуешься – он прикрывает черные язвы на земле и будто обещает что-то светлое и чистое. Обман, очередная ложь. Его истопчут, замнут ногами, он осядет, утратит ослепительную белизну и девственную непорочность, посереет и подурнеет и так надоест за долгих четыре месяца, что смотреть на него будет невозможно. И снова придется ждать – теперь уже весны, а за нею – короткого лета.

Так и проходит вся жизнь – от одного ожидания до другого. Ничего в настоящем – только туманное будущее. Думая об этом, Магда чувствовала, как к сердцу подступает глухая самоубийственная тоска, от которой одно спасение…

Никогда прежде подобные мысли не одолевали ее, а вот теперь, в эти последние дни и недели, почти не оставляли. Было достаточно любого повода – и они поднимали голову, выпускали когти и зубы, начинали рвать и терзать ее несчастную душу.

После памятного воскресного обеда прошла почти неделя. С Максом они говорили мало: муж уходил рано, приходил поздно, пропадая на работе. То ли действительно дел было невпроворот, то ли он избегал подолгу оставаться наедине с женой.

Ни отец, ни Оксана не давали о себе знать: вероятно, ждали, что Магда сама позвонит, извинится. Но она не могла. Не было сил. Сон, который сначала пугал, потом стал казаться ключом к некоей загадке, объяснением ее провидческого дара, теперь просто мучил, не давая выспаться.