— Боюсь, что это не выход, за шесть дней ему не удастся завоевать доверие соседей по камере.

Понимая, что надо идти на риск, иначе такая блестящая возможность просто уплывет из рук, Грегори сблефовал:

— Хорошо, в таком случае сделка отменяется. Мы сделали все, что могли, но мой денщик настаивает на том, чтобы ему время от времени давали передых. И понять его можно — не самоубийца же он в конце концов!

— Время от времени? — переспросил Лангбан. — Это совсем другое дело. Если он согласится брать передышку раз в две недели, то я соглашусь.

Грегори кивнул.

— Я попробую убедить его. И неплохо было бы предложить ему что-либо в качестве компенсации, чтобы сломить его славянское упрямство. Как насчет двух дней отдыха? Скажем, две недели тяжелого труда и службы не за страх, а за совесть и по окончании — воскресенье и понедельник полный отдых?

— Что же, так будет справедливо по отношению к нему. — Оберфюрер поднялся. — А сейчас мне пора. Пожалуйста, передайте ему наши условия. И если он согласен, то пусть явится ко мне завтра в Городскую комендатуру в девять утра.

Грегори вскочил, они попрощались. Но уже на пороге Лангбан обернулся и добавил:

— Еще одно — чуть было не забыл. Если он согласится, я немедленно отправлю его на остров, и вы его увидите только через неделю. Когда он будет уходить в увольнение, то я не хочу, чтобы он возвращался на берег на пароме: слишком большая вероятность, что его смогут узнать люди из новой партии пленных, и тогда всем станет ясно, что он — «подсадная утка». Я позабочусь, чтобы ему выписали пропуск, по которому он может проходить через калитку в стене, которой мы отгородили Пенемюнде от внешнего мира. Так и до лагеря ему будет ближе. У вас есть моторная лодка, вы можете забирать его в девять утра в условленное воскресенье и сдавать обратно в понедельник вечером, но обязательно до полуночи. Вас это устроит? Не слишком обременительно для здоровья?

— Вполне. Мне его, конечно, будет недоставать, но против такой договоренности я ничего не имею, — ответил Грегори, не покривив душой. — Я буду привозить с собой холодный завтрак, чтобы бедняга хоть немного подкормился.

Вечером Купорович был посвящен во все детали этой сделки, а утром Грегори со смешанным чувством наблюдал, как приятель уходит в Комендатуру.

Две недели Грегори не находил места от беспокойства за Купоровича, он не мог сосредоточиться на рыбной ловле: перед глазами стояло честное лицо его русского друга и картины всплывали одна другой ужаснее. И лишь одно событие светлым лучом озарило его тягостное ожидание и меланхолию: высадка союзных войск на Сицилии.

Услышав об этом, он понял, что Черчилль окончательно сдал позиции в своем затянувшемся споре с американскими кабинетными стратегами и отказался от столь долго вынашиваемого плана освобождения Европы путем вторжения союзных армий в «мягкое подбрюшье стран Оси».

Американцы всегда старались склонить Британию к прямому вторжению с Британских островов во Францию. Теперь становилось все более очевидным, что они одержали верх в этом единоборстве союзных стратегий: операция, развернутая против Сицилии, имела строго ограниченные рамки, сводившиеся к освобождению Мальты и очистке вод Средиземного моря от опасного германского присутствия с тем, чтобы морским конвоям союзников больше не приходилось огибать Африку с юга, а пользоваться водами Средиземноморья беспрепятственно.

Всю следующую неделю Грегори с жадностью вслушивался в радиосводки с полей войны, отлично понимая, что если уж жребий брошен, то довольствоваться лучше тем, что есть, и радовался, когда узнавал, что союзники мощным натиском сметали на своем пути все в Сицилии, победоносно наступая на противника.

В воскресенье, 18 июля, он рано утром вывел моторку в пролив, шепча мысленно молитвы о том, чтобы у Купоровича все прошло нормально. К его нескрываемому облегчению, Купорович появился в назначенное время и принес интересные новости.

Уминая с наслаждением бутерброд, припасенный Грегори, он заявил, что скинул за две недели не меньше двух фунтов весу, что условия жизни в лагере не поддаются никакому описанию: работать их заставляют с рассвета до темноты, они наполняют мешки песком и землей, потом обкладывают ими стены для защиты зданий, в которых немецкие ученые проводят свои эксперименты, надсмотрщики нещадно стегают кнутами тех пленных, кто работает, по их мнению, недостаточно усердно, кормят их там черствым хлебом и похлебкой из картофельных очистков. Каждый день люди умирают от недоедания и непосильной работы, бараки, в которых они спят, превращены в зловонные свинарники, потому что люди возвращаются с работы настолько обессиленные, что не могут даже прибрать.

Но ему удалось увидеть гигантские ракеты как издалека на земле, так и в воздухе, когда их испытывали. По размерам они приблизительно соответствовали данным, которые были получены британской разведкой, но при стрельбах Купорович обратил внимание на то, что более половины ракет взрываются в воздухе, не долетев до цели.

Сенсацией, сообщенной Купоровичем, было то, что нацисты разрабатывают еще один тип секретного оружия — ракеты значительно меньшего размера, оснащенные крыльями, похожие на беспилотный самолет. Эти тоже часто отказывали при испытаниях и, сделав круг, падали в море. Их на полигоне было значительно больше, чем гигантских.

Для того чтобы их шифровка в центр никак не ассоциировалась у немцев с увольнительной «солдата Сабинова» из концлагеря, решено было послать донесение в Лондон на следующий день, после обеда, и передавать шифровку они планировали подальше к югу от Вольгаста.

Вечером в понедельник, около половины восьмого, Грегори высадил Купоровича у Пенемюнде и проводил глазами до того момента, когда тот исчезнет в калитке с тем, чтобы терпеть еще две недели непрестанных унижений и непосильной работы.

Все это время Грегори чувствовал себя чем-то вроде соломенной вдовы, проводившей мужа на войну и не имевшей от него весточки. Но в воскресенье, 25 июля, радиоприемник принес радостную весть по Би-Би-Си: благодаря успехам войск союзников на Сицилии режим Муссолини пал. Подробностей не сообщалось, а немецкие радиостанции несколько дней вообще старались замалчивать это событие, но к концу месяца вынуждены были признать этот факт.

Утром 1 августа Грегори снова забрал с Пенемюнде Купоровича, который принес новые данные.

Работая у одного приземистого строения, Купорович увидел, как из здания вышли два человека в штатском — инженеры или ученые. Они остановились в нескольких футах от Купоровича и стояли, наблюдая за пуском ракет. Когда пуск небольшой крылатой ракеты закончился успешным попаданием в намеченный район, один из них сказал:

— Наконец-то у нас что-то вытанцовывается с беспилотными самолетами, и к тому же я слыхал, что на севере Франции полным ходом идут монтажные работы по установке пусковых устройств. Очень скоро главной нашей проблемой станет массовое производство этого оружия, но им-то уж точно будет оказан приоритет в военной промышленности, и помяни мое слово: уже к зиме или еще этой осенью мы будем бомбардировать ими Лондон.