— Думаю, все зависит от того, почему он убил Сесилию, — проницательно возразила Эбигейл. — Бывает так, что мужчина убивает женщину, потому что сделал ей дитя и не хочет жениться, — о подобных историях все мы знаем. И поначалу во дворце все думали, что в этом причина. Но то, как он выложил ее тело… — Девушка содрогнулась. — Это наводит на другую мысль. Может быть, он убил ее, потому что она узнала лишнее? И теперь он позаботится о том, чтобы и ее подруги не проговорились, ведь она могла поделиться и со мной, да, сэр?

Глядя в ее серьезное личико, я подумал, что до сих пор недооценивал Эбигейл Морли. Она в точности повторила мои собственные мысли. Я гадал даже, вела ли себя леди Ситон в тот вечер столь сдержанно и настороженно из страха перед сплетнями или же у нее был иной мотив. Я вновь ласково сжал плечики девушки:

— Почему вы так думаете? Сесилия намекала, будто ей стали известны опасные тайны?

— Одно только… — Эбигейл со страхом оглянулась по сторонам. — С тех пор как она стала встречаться с этим человеком, она все время говорила о пророчествах.

— О каких пророчествах?

— Да вы знаете, которые по пенсу за пару: мол, дни королевы сочтены, Англия погибнет. На любой улице можно этого наслушаться.

— Только что я слышал нечто подобное от старой ведьмы: «Веревка пеньковая сплетется — и Англия в прах разобьется».

Девушка энергично закивала:

— Любимое пророчество бедняков. Вы догадались, при чем тут пенька? — Она еще более приглушила голос. — Этой веревочкой повязана династия Тюдоров — Генрих, Эдуард, Мария и Филипп и Елизавета[8]. Старухи поминают «пеньку», пророча гибель Англии со смертью последней из Тюдоров. Сесилия назубок знала все эти предсказания.

— Давно? Или такой интерес появился у нее лишь недавно?

— В последний месяц. Эти мысли ей тот мужчина вбивал в голову, не иначе. Я предупреждала: эти пророчества отдают изменой, а она только смеялась, будто ей и дела нет, и отвечала, мол, все об этом твердят.

— Она заговаривала о религии? Или о том, кто унаследует престол?

— Нет, ничего такого. Сесилия была обижена на королеву, но по личным причинам. — Спохватившись, Эбигейл зажала себе рот рукой и добавила тревожно: — Этого, наверное, не следовало говорить.

— Эбигейл! — Я заглянул ей в глаза и постарался говорить как можно убедительнее. — Расскажите мне все, что может помочь. За что она сердилась на королеву?

— Когда Сесилию отправили ко двору, — зашептала девушка, почти прижавшись ко мне, поскольку рядом с нами группа мальчишек в одежде подмастерьев локтями пробивала себе путь, — у нее дома оставался милый, сын джентльмена, они дружили с детства. Ее друг приехал в Лондон и пытался повидать Сесилию, но леди Ситон прослышала об этом, донесла королеве, и юноше велели убираться из столицы. Сесилии даже переписываться с ним запретили. Понимаете, он недостаточно знатен. Сесилия быстро утешилась, но затаила обиду на королеву, а теперь она боялась, что королева снова вмешается и с этим поклонником ее тоже разлучит. — Эбигейл беспокойно покосилась по сторонам. — Потому что слишком знатен.

Я невольно рассмеялся:

— Вот уж не знал, что в делах любви все так строго расписано. И вам приходится так же тщательно подбирать себе мужей — по статусу?

Девушка захихикала, забыв на миг свои тревоги:

— Супруга мне вряд ли удастся выбрать по любви, но уж к возлюбленному я присмотрюсь как следует. Что? Только не говорите, что я вас смутила этим, — засмеялась она, увидев выражение моего лица. — Пусть вы и были когда-то монахом, но вы не ханжа!

— Вы тут весь день будете стоять, дорогу перегораживать? — рявкнул плотно сбитый мужчина в грубой рабочей одежде и, проходя мимо, толкнул Эбигейл с такой силой, что она рухнула в мои объятия, я едва успел подхватить ее.

Почти сразу же она выпрямилась и оправила платье. Мы поглядели друг на друга — и отвели глаза.

— Наверное, мне… — Она махнула рукой в сторону дворцовой стены.

— Да, пора. Все же будьте осторожны. Не ходите по дворцу одна. Кто-то при дворе знает, кто убил Сесилию и почему, и вы правы: возможно, он наблюдает за вами. Не доверяйтесь кому попало.

— Теперь уже не поймешь, кому при дворе можно доверять. — Она рассмеялась нервным, пронзительным смехом, своевольные пальцы терзали завязки плаща. — Почем мне знать, можно ли доверять даже вам?

— Мне вы можете довериться, Эбигейл, хотя у меня нет другого залога, кроме честного слова. — Я покрепче сжал ее плечи и вынудил девушку заглянуть мне в глаза.

Она проникла взглядом своих светло-зеленых глаз мне в самую душу и минуту спустя кивнула:

— Да, как ни странно. Все говорят, нельзя верить иностранцам, особенно мужчинам из Испании и Италии, но я вижу, вам я могу довериться. Вы мне сообщите, если что-то узнаете? Чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Я открыл рот, чтобы дать ей обещание, но в этот момент двое молодых щеголей в расфуфыренном атласе, проходя мимо, задели нас, и на этот раз Эбигейл отлетела к стене.

— Эй! Смотрите, куда идете! — крикнул я им вслед.

Юнец пониже ростом, в алом берете с павлиньим пером обернулся, заслышав мой акцент:

— Ты ко мне обращаешься, сын испанской шлюхи? — Он сплюнул на землю и явно собирался вернуться и потягаться со мной, но приятель удержал его, и, ограничившись угрожающим взглядом, наглец продолжил свой путь.

— Идиоты! — пробормотал я им в спины, хотя и рад был, что дело не дошло до уличной драки. — Спасибо вам за доверие, Эбигейл. И если припомните что-то еще, о чем вам говорила Сесилия, дайте мне знать. Это может оказаться существенным.

Последние слова я произнес без нажима, но девушка поняла намек: я подозревал, что она, из страха или ложно понятой преданности, все еще скрывает какие-то подробности. Эбигейл смущенно улыбнулась, и только тут я осознал, что все еще держу ее за плечи. Глаза наши снова встретились, и на этот раз взгляды не спешили разойтись. На миг я позволил себе потешиться мыслью, что, когда расследование закончится, я мог бы вновь пригласить девушку на свидание. Ее полные ожидания глаза подсказали мне, что и у нее такая мысль мелькнула. Вздор, конечно: семья отнюдь не сочла бы меня подходящим женихом, но она ведь дала понять, что любовника выберет, согласуясь со своими предпочтениями. А ведь ее отец, возможно, немногим старше меня, сообразил я, и мне стало совсем уж неуютно. Смущенный этими невысказанными мыслями, я отпустил наконец девушку, и она пониже натянула капюшон.

— Духи, между прочим, отвратные, — вдруг поморщилась она, уже уходя, и кивнула на бугорок под моей курткой, куда я спрятал бархатный мешочек. — Только мужчина мог вообразить, что женщина захочет пользоваться такими. — Она рассмеялась и легким шагом выступила из-под арки на яркий свет утра.