— Мама! — резко закричала Лалла.

Леди Инскип обхватила руками голову:

— Извините. Я, по-моему, немного заговорилась… Где твой отец, дорогая? Это так не похоже на него — опаздывать к обеду.

— Я не знаю. Может быть, в подвале с Хаддлом. Вам наверняка будет интересно узнать, — Лалла повернулась к Джайлсу, — что папа большой ценитель кларета и портвейна. Он всегда суетится, выбирая вино к ужину. Ах, если б он так же суетился, выбирая еду. В этом доме никогда нельзя было нормально поесть.

— Дорогая! — Леди Инскип поправила обруч на голове. — Ты несколько преувеличиваешь. Не так давно мисс Херриот приготовила что-то очень вкусное. Что-то с вишнями. Как это называлось?.. Cerises а la neige[16].

— Консервированные вишни на купленных в магазине пирожных. Мисс Херриот уволилась шесть месяцев назад. С тех пор у нас работали две кухарки. Миссис Клинч — последняя, самая худшая из всех, кого мы нанимали. Жареная печенка сегодня на завтрак была на вкус, как жеваная бумага.

— Перестань спорить с мамой, Лал, — сказал Джереми, взяв леди Инскип за локоть. — Слышите, гонг? Пойдем в столовую, мамочка! Все на ужин! Ням, ням…

Он обернулся, подмигнул нам и вышел из комнаты, поддерживая леди Инскип.

Пришло время снять манто. Я стащила его с неохотой, не только потому, что мое платье было заляпано кровью, но и потому что в доме было чертовски сыро. Огонь в камине разгорелся, но в гостиной не стало теплее.

— Как мне поступить с кроликом? — спросила я у Лаллы.

— Возьми с собой! Собаки разорвут его, если он останется здесь.

С корзиной в руках, дрожа от холода, я последовала за Лаллой и Джайлсом в столовую.

Как я и ожидала, столовая была очень большой. Казалось, что мы перенеслись в фантастической машине времени в совершенно другую эпоху. Мерцал тусклый свет. В тени у темных стен угадывались очертания массивных шкафов. В гигантском камине, выполненном в готическом стиле, тлело полено, отбрасывая багровые искры. Я насчитала двенадцать свечей на длинном столе. Лакированные стулья в шотландском стиле стояли вокруг стола. Головы животных, прибитые к щитам, смотрели со стен. В углу, словно сейф на колесах, стоял подогреватель для еды. Я почувствовала непреодолимое желание залезть вовнутрь и закрыть за собой дверцу.

Я села справа от сэра Джеймса. Внезапно раздался сильный запах: пахло коровником. Рука с очень грязными ногтями появилась из темноты и поставила передо мной тарелку с чем-то коричневым.

— Только не это! — воскликнула Лалла. — Четвертый вечер подряд нам подают на ужин свиной студень. Осторожнее, Виола! Здесь может быть отвратительная щетина.

Сэр Джеймс перемалывал челюстями поджаренный тост. Он так хрустел, что я с трудом слышала, что говорила леди Инскип. Тост, лежавший в моей тарелке, был сухим и жестким, как кокосовая циновка.

— Что, вы думаете, я видела сегодня? — спросила леди Инскип игривым тоном, каким обыкновенно разговаривают воспитательницы в детских садах.

— Расскажи нам, мамуля, — сказал Джереми, сражаясь со студнем. — Боже! Лалла права, это абсолютно несъедобно.

— Я видела… — Глаза леди Инскип мерцали в свете свечей. Она выдержала паузу, чтобы придать своим словам большую значимость. — Я видела… соловьев. В лесу возле озера.

— Как мило, — сказала я. — А мне не пришлось видеть ни одного. Они красивые?

— Совсем нет, — ответила леди Инскип, улыбаясь. — Маленькие коричневые птички, совершенно заурядные с виду.

— Довольно необычно видеть соловьев так далеко на север, не правда ли? — спросил Джайлс. Он сидел по диагонали от меня. Джайлс старательно ковырялся вилкой в студне.

— Я думаю, что это были воробьи, — произнесла Лалла. Она положила вилку и нож на тарелку и сказала со вздохом: — Я лучше умру от голода, чем буду это есть.

— О нет, дорогая! Это были соловьи! — в голосе леди Инскип слышалась обида. — Соловьи иногда долетают сюда. Я часто слышу, как они поют. Я уверена, что видела соловьев.

— Конечно, соловьи. — Джереми подмигнул мне. — Сотни соловьев.

— Я знаю, Джереми, что иногда ошибаюсь, но ты не должен разговаривать со мной, как с неразумным ребенком! Я видела в лесу соловьев!

Снова раздался запах коровника, чья-то рука поставила на стол передо мной тарелку с рыбой. Рыба была полита соусом белого цвета с зелеными крупинками.

— Вы, должно быть, знакомы с моей тетей, — обратилась я к леди Инскип. — Ее зовут Пусси Отуэй. Она просила передать вам привет.

— Вы племянница Пусси Отуэй? — Леди Инскип всплеснула руками. — Не может быть! Я думала, вы приехали по поводу денег для поместья. Как поживает дорогая Пусси? Она такая милая. Мы всегда завидовали ее нарядам. А герцог… о, ужасный человек! Я удивлялась терпению Пусси. Однажды мы встретились в Париже в гостях у одной американки. Принц Уэльский со своей миссис Симпсон тоже там был. Произошла неприятная сцена. Эти американцы никогда не поймут, что мы, англичане, чувствуем по отношению к принцу и миссис Симпсон. Ты помнишь, Джеймс? — Она посмотрела на мужа. Сэр Джеймс даже не поднял головы, он пытался подцепить кусок рыбы на вилку. Соус в тарелке застыл и превратился в клей. — Герцог, я имею в виду Р. Д., а не бывшего короля, прорычал, что Уоллис Симпсон недостойна находиться в компании приличных людей. Умница Пусси притворилась, что потеряла сознание. Пусси увезли домой, и, конечно же, Р. Д. вынужден был последовать за ней. Он не мог оставить ее и на минуту. Какой страстный мужчина! Ох!

Леди Инскип испуганно замолчала. Сэр Джеймс швырнул вилку в тарелку с такой силой, что чуть не разбил ее. Его губы зашевелились, и я услышала что-то похожее на «твою мать». «Интересно, кого он имеет в виду?» — подумала я.

— Герцогиня Виндзорская[17], очевидно, сошла с ума, лишившись возможности стать королевой, — сказала Лалла. — Подумайте, как они с принцем могли выяснять отношения! Вероятно, обвиняли друг друга во всех смертных грехах, обсуждая, кто из них пожертвовал большим. А вы знаете, что последние десять лет жизни Уоллис была прикована к постели? У нее нашли какую-то жуткую болезнь. Бедняга вся почернела и высохла, как обезьяна. Каждый из нас получает по заслугам.

Было интересно наблюдать, как сексуальное влечение превращает в раба даже самого умного мужчину. Если бы в таком тоне говорила я, то Джайлс уже давно осадил бы меня. Мне трудно было разглядеть его лицо в зыбком мерцании свечей, но я прекрасно слышала его смех.

— Когда я была ребенком, мы жили в Восточной Африке. У меня была обезьянка. — Леди Инскип мечтательно улыбнулась. — Она была серого цвета, а не черного. Я назвала ее Артур в честь вице-консула, который был безумно влюблен в меня…