Зябко и сыро, и мама семенит в своем зеленом беретике, как французский летчик.

Я одна, без детей, и наваливается сразу весь груз – и неподъемной любви, и грусти, и радости, и страхов, и обид, и прощений, и все наше цветное кино с черно-белыми блоу-апами.

В доме тоже холодно, печка остыла за ночь, мама будет ее растапливать – медленно, обстоятельно, но в конце концов тепло пойдет по чугунным бокам, и зашипит чайник с ручкой, привязанной проволокой, – не живут тут чайники, хоть тресни, горят на работе.

Делать тут мне совершенно нечего, это мой простодушный рай, специальная тоска по детству и собирание нектара.

Я лягу на мамин диванчик, укроюсь колючим прожженным пледом – чистая шерсть зато! – на меня навалятся запахи с трудом любимого дома, и буду молчать, отвечая что-то тягучее, как здешний светлый мед из акации.

Не могу уехать.

Может быть, потом.

Когда зацветет примула под лавровишней.

Маменька моя – человек удивительный, дай ей Бог здоровья и сил на многие годы.

Уже много лет она собирает мне посылки и отправляет папу на вокзал договариваться с водителем маршрутки на предмет подвезти в столицу.

Представьте себе посылки: картонные коробки размера, к примеру, как из-под крупного пылесоса, наполненные до последнего кубического миллиметра всеми попавшимися на глаза дарами нашего поместья.

Киви, мандарины, апельсины, лимоны – послойно, утка – эпилированная лучшим образом, килограмма два особенной нашей капусты – листовой, толму заворачивать или так тоже можно, рагу делать, яйца с оранжевыми желтками – два лотка, как они доезжают – не спрашивайте, мама лучший в мире паковальщик, ну и муки кукурузной только из мельницы.

Иногда бывает вместо утки петух, иногда и то и то вместе, да еще и кролик.

Весь день я звоню водителю и допытываюсь, в котором часу его ловить.

Потом посылаю отряд силачей волочь коробки сюда.

А поскольку мама присылает все эти диверсионные материалы накануне наших дней рождений, то я в разгаре готовки.

И только разогнешься – опа, надо идти вниз и тащить коробки.

Прошлый раз было две, их тащил кормилец на горбу, я семенила рядом и страстно сопела носом – помогала.

Сегодня только закончила ачму, со стоном приготовилась рухнуть на пол, и – правильно, опа.

Мама, говорю я очередной раз, у нас нет лифта, чтоб тех, кто этот дом проектировал, черти грузчиками использовали.

Мама, умоляю я дрожащим голосом, такое тебе спасибо, что слов нет! Только поменьше коробочки присылай, мамулечка!

Мамулечка пропускает стоны мимо ушей и угрожающе говорит – в следующий раз пришлю тыкву! Кстати, там соты, вы их порежьте, а потом жуйте вместе с воском, это очень полезно для десен! И коробок мне еще пришлите, да побольше.

И сказать ровным счетом нечего, кроме миллиона благодарностей, чтобы это продолжалось много лет, и черт с ней, со спиной.

Саныч-философ

Пять вечеров в неделю я сижу рядом с Сан Санычем за его уроками как гвоздями прибитая. Он вроде как весь в математике и исправно пишет, а потом выдает какой-нибудь убийственный вопрос.

Вчера, например:

– Мам, что такое «симметричный»?

Я раздражаюсь из-за малейшего отклонения от основной задачи – прикончить уроки и получить амнистию, но припоминаю о своей мамашинской роли и кое-как объясняю.

– Симметричный, – говорю я, – это вроде как если по центру провести линию, то с обеих сторон будет одинаково. – (Тьфу, что это я говорю.) – Ну вот посмотри – лицо симметричное: глаза, нос, рот, видишь, одинаково?

И с нетерпением жду, пока раздумья моего сына вернутся в русло науки.

Он размышляет, потом как-то отстраненно заявляет:

– Значит, папа несимметричный.

– Почему?! – Я так изумлена, что забыла про генеральную линию. – Из-за носа?

– А что с носом?

– Да в детстве папа его поломал, вот он и несимметричный.

Саныч с сомнением смотрит на меня:

– Да нет, у него большой палец распух!

Первый ребенок: опыты

Саныч у нас ходит в такую школу, где английский каждый божий день по три часа, еще он дважды в неделю лепит глину, и еще периодически приходит учитель игры на гитаре. Но я не собираюсь останавливаться на достигнутом, ибо задалась целью облагородить ребенка до предела. Увидела афишу балета «Щелкунчик» и вечером задумчиво сказала, глядя на Сандро:

– Надо бы тебя на балет…

– Почему?! Я не хочу! – округлив от ужаса глаза, заорал Саныч: наверняка представил себя в лосинах, порхающим на сцене, и его чуть не стошнило.

Он никак не мог понять, что сказал такого смешного, что родители, и без того порядком чокнутые, стукались лбами и не могли перестать визжать от смеха.

Без балета, положим, обойдемся. А вот математика – не обсуждается.

У нас вся семья профессионально гуманитарная. Поэтому я задалась целью сделать из старшего ребенка банкира, чтобы обеспечить себе спокойную старость.

Ежевечерняя математическая экзекуция.

– Шестьдесят плюс шестьдесят… эээ… будет… сто двенадцать.

Глянул на мое посуровевшее лицо, поспешно исправился:

– Сто два.

Лицо налилось цветом рассерженного осьминога.

– А-а-а… а сколько?!

Набираю воздух, считаю до десяти, делаю улыбку и объясняю:

– Ну вот шесть плюс шесть сколько?

– Двенадцать, – спешно чеканит Саныч, пытаясь не проморгать момент истины.

– Но у нас ведь еще ноль? Да?

– Да, – вострит ушки Сансон.

Я вкрадчиво продолжаю:

– Ну раз у нас есть еще ноль, какой ответ?..

Саныч смотрит в тетрадь в недоумении:

– Ну сказал же я… А куда ноль крепить?

– На задницу, – потеряв всяческое терпение, ядовито сообщаю я.

Мне пришлось удалиться, потому что Саныч рухнул на пол и корячился в судорогах добрых полчаса.

Видимо, математику я преподаю не очень хорошо.

Возвращаюсь помогать с другими заданиями.

Задано придумать предложения с использованием числительных. Я лежу, как Никулин в «Кавказской пленнице», и диктую:

– Пиши: «Третий».

Саныч сочиняет:

– «Третий солдат поломал себе ногу».

Так. Интересно. Дальше:

– Пять.

Саныч прилежно пишет:

– «Охотник убил пять ворон».

Кхм!

– Следующее слово: «Сорок».

– «Али-Баба с женой залили кипящим маслом сорок разбойников»…

– Да что у тебя за трагедии кругом! – завопив, я скребу пятку.

Странно посмотрев на меня, Саныч сочиняет последнее:

– «Пятидесятый ученик заболел гриппом»…

Все, аут.

А все-таки у них была собака

Я вчера пошла в школу к Сандро, чтобы заплатить за учебу и стоически выслушать упреки.

Все учителя бросились ко мне и наперебой затараторили, что мой ребенок их сегодня чуть не довел до слез.

Я похолодела и мысленно выписала ему ремня.

Однако дело было в другом: он написал эссе, и