на какие-то мои привилегии, так почему бы уже просто не согласиться с вами и не заставить вас начать отвечать за то, что мелет ваш тупой, ничего толком не понимающий язык.

Леля отвернулась и вошла в школу, понимая, что только что отрезала себе путь к примирению. Еще ей вдруг подумалось, что она рада, что Илья не слышал, что она наговорила. Некрасивая получилась сцена, ужасная… А как быть? Леля не знала. И как Сонечка свято верит в свою теорию о прекращении зла и живет по ней, Леля тоже не понимала. Неужели она никогда не срывалась? Понимать и прощать… Как можно прощать тех, кто отказывает тебе в простом человеческом уважении, но требует его по отношению к себе?

Нет, решила Леля, никакой пьесы, никакого совместного времяпрепровождения с этими мерзкими людьми. Сколько можно понимать и терпеть? Хватит! Не Лелина вина, что отец когда-то построил такую карьеру, а родители ее одноклассников нет. Не ее вина и в том, что происходит сейчас.

Отдать сегодня же Сергею Никитичу пьесу! Сегодня же! И забыть об этом. Но в тот день директор уехал в администрацию, и Леля, не застав его, ушла домой. Думать о своем положении в классе ей было грустно. Прежние друзья не писали и игнорировали ее сообщения, а из нынешних у нее только Надя и Сонечка.

Когда Леля ждала такси у школы, игнорируя насмешки одноклассников, проходивших мимо, ей пришло сообщение. От мамы, наверное, подумала она. Но писала ей Надя.

Надя: «Видела твою сегодняшнюю стычку утром. Если хочешь, можем встретиться и поболтать».

Леля: «Да, с удовольствием! В той же кофейне?»

Надя: «Устала от кофеен. Давай в ресторане перекусим, который на набережной».

Такси остановилось у хорошего ресторана в центре города. Швейцары открыли Леле двери, а официант помог снять пальто. Если он и удивился ботинкам, короткой юбке и ярко накрашенным глазам в таком элегантном месте, то ничего не сказал.

– Солнце, привет! – Надя встала из-за стола и обняла Лелю. – Как дела? В школе совсем беда?

– Спасибо, что пригласила меня, – сказала Леля. – Что-то у меня в самом деле не клеится ничего…

– Да и ладно! Зачем искать дружбы тех, кто проведет молодость в пыльном цеху. Жизнь всех рассудит. Они еще жалеть будут, что нос от таких, как мы, воротят.

Леля не хотела спорить с человеком, который проявил к ней дружеское участие, поэтому для приличия подняла уголки губ. Каждый раз, когда Надя говорила что-то циничное, Леля вспоминала Сонечку, и у нее не поворачивалась душа предаться ненависти окончательно и согласиться с Надей.

Продиктовав официанту заказ и дождавшись, когда он уйдет, Леля спросила у Нади:

– Слушай, а ты визуально знаешь всех старшеклассников?

– Ну, думаю, да.

– А… А Илью… Илью Аверина знаешь?

С недавних пор Леле хотелось соприкасаться с Ильей пусть не физически, но хоть с его именем или с мнением о нем. Это не менее волнующе и не менее захватывающе.

– Так, Илья Аверин, – задумалась Надя, не придав Лелиному интересу к конкретному парню никакого внимания только потому, что ей казалось невероятным, что Леля проявит симпатию к кому-то не из их круга. – Напомни, это тот, который…

– Высокий, шрам на брови, волосы светлые. Мой одноклассник.

– А, зануда?

Леля промолчала, потому что испытывала странные чувства: с одной стороны, она и сама так думала об Илье, а с другой – ей вдруг показалось, что Надя произнесла это слово «зануда» с таким презрением, которого Илья не заслужил.

– Так, ну что я про него знаю, – продолжила Надя. – Он симпатичный, конечно, но очень уж скучный. Ни на какие школьные вечеринки не ходит, хотя тут я его понимаю. Ничего, кроме учебы, не видит. Родители на заводе работают. Ну и все. Что тут еще скажешь.

И хотя Леля никогда не отличалась глубиной взгляда или суждения, все ее существо возмутилось против такого подхода к человеческой личности. Разве целый живой человек может местом работы родителей и интересом к учебе определяться, а в особенности Илья Аверин? Это же так же непростительно, как сказать, что в космосе есть другие планеты и закончить изучение. А из чего эти планеты состоят? Какая на них жизнь? Погубят эти планеты все живое, что на них есть, или дадут развиться? Леля представила, как по такой же бездушной схеме могла бы описать ее Надя: «Она колючка. Почти не учится, всем грубит. О, а еще у нее папа директор завода, а мама актриса. А что тут еще сказать?» Кошмар какой! Все-таки, к счастью, грани человеческой личности сложно исчерпать. Леля решила, что не станет и в этот раз спорить с Надей, которая даже не перебросилось с Ильей и парой слов, а потом лучше спросит о нем у Сонечки. И тут вдруг Лелю одолело любопытство. Она вспомнила о Сонечкиной матери, об их сложной финансовой ситуации, но она не знала подробностей. Леля достала телефон, открыла фото улыбающейся Сонечки в соцсети и показала Наде.

– А вот ее знаешь?

Надя поджала губы и наморщила нос, будто почувствовала запах прорванной канализации.

– М-да. Соня. Фамилии не помню и даже как-то плевать.

– А что? Почему ты так отреагировала?

– Да у нее мать такая… В общем, помнишь Варю с нашей вечеринки? Помнишь, да? Короче, Соня эта – ее единокровная сестра. Ее мамочка крутила шашни с Вариным папой, хотя знала, что он женат и у него годовалая дочка. Началось с того, что она пришла устраиваться к нему в офис секретаршей. Она, говорят, в молодости была фигуристой красоткой. А у Вариного папы тогда как раз был кризис в отношениях с женой, потому что маленький ребенок, знаешь, все дела… Сонина мама и так перед ним вьется, и этак… Он даже ее увольнял, чтобы прекратить все домогательства. А она хитрая, видит, что мужчина богатый, хочет развестись с женой, вот и пыталась себе прихватить. Она даже после увольнения к нему в офис наведывалась. В итоге все-таки броня пала, ну и Соня эта родилась. А Варин папа – мужик умный, вернулся к жене и забыл все как страшный сон.

– Захватывающие подробности. Это что, кто-то в сторис освещал в режиме реального времени?

– Город-то маленький, – пожала плечами Надя, – да никто это и не скрывает. У Сони его фамилия и отчество. Но он, понятное дело, с ней не общается.

– Но винят все только Соню и ее маму? Это же нечестно.

– Слушай, я тоже мизогинию не выношу и считаю феминизм классной штукой. Но тут как бы… Ладно бы один