— Да как такое возможно вообще⁉ — Нецали кидался из стороны в сторону. — Надо действовать сейчас же! Сейчас же! Они позорят Империю!

Иси, Миси и Габи заразились негодованием соотечественника. Мало того, что девушкам априори была противна сама мысль о сексуальном рабстве, они ещё и патриотизмом заразились. Я сперва не совсем понял, что именно так возмутило ацтеков, но мне коротко пояснили.

Рабство у ацтеков было узаконено, но имело мягкую форму. Очень мягкую, серьёзно. Нельзя было прийти к человеку, нацепить на него ошейник, шарахнуть по спине хлыстом и погнать на принудительные работы, и уж тем более в шлюший домик.

Рабами становились законодательно и официально. У рабов были свои права и свободы, пускай и сильно урезанные. А главное — раб мог отыграть свой статус обратно. Выкупить себя, договориться или оправдаться через суд. Всё это напоминало скорее понижение в правах, а не каноничное рабство с распухшими от голода несчастными людьми, с которыми обращались хуже, чем со скотом.

— Так нельзя! Не у нас! У нас такого не бывает! — орал Воин-Орёл. — Такого быть не может! Нужно доложить верховному жречеству! Нужно доложить Императору!

— Не нужно! — возразил я. — Пока мы не поймём, кто стоит на самом верху, никаких таких движений предпринимать не нужно! Это как минимум опасно. Мы не знаем кто кукловод, верно?

— Но ведь…

— Успокойся, Нецали, — неожиданно осадила его Габи. — Послушай Артёма, у него наверняка есть план.

Я сдержанно кивнул ей.

Правда, плана у меня пока ещё не было, я же не ожидал внезапно встретить поддержку. Намётки плана типа «пойти и всех подвесить за яйца» не учитывали такого фактора.

— Вспомни, что самое главное, когда идёшь в разлом? — я использовал знакомую этой публике метафору. — Главное — разведка. Кто знает, что за силы стоят за Лагранжем. Сунемся с наскоку — и нас всех закопают ещё до того, как мы успеем открыть рот.

— И что ты предлагаешь⁉ — нахмурился орёл.

— Первым делом я предлагаю вызволить рабынь из пирамиды, — начал я сочинять на ходу. — Те девушки — наши коллеги, закрывали разломы. А своих бросать нельзя, не говоря уже о том, что справедливость должна восторжествовать.

— Верно! — к разговору подключились немцы, а конкретно Юрген. — В конце концов, это дело чести! Это же… Это же… вас ист дас фюр айнэ шайзе⁉

О-хо-хо! Да вы не просто Юрец! Вы, оказывается, сэр Юрец! Не помню, у немцев есть понятие рыцарства? Что-то такое, кажется, есть.

И кстати! Когда Юрген разразился матерной речью на родном языке, в глазах Ариэль я увидел что-то вроде уважения. Должно быть, в этой грубой шипяще-рычащей экспрессии она уловила что-то родное.

Так…

Жихарев высказался за. Не буду браться говорить за все его мотивы, — возможно даже, что ему было откровенно наплевать на судьбу рогатых пленниц, — но упустить такой прекрасный шанс поднасрать Лагранжу он явно не мог.

Веневитин сказал, что поддержит меня в любом начинании. Лекарь Мия и артефакторша Линда безоговорочно примкнули к группе вслед за своими мужчинами. Габи и юных жриц я бы звать не стал, но раз уж они здесь оказались и Ариэль видели… куда их девать, не прикапывать же прямо здесь. Ну а Илюха… Илюха и так увяз в моих секретиках по самое небалуй.

— Решено, народ! — крикнул Жихарев и освежил всем пластиковые бокалы. — Надерём ублюдкам жопу!

Я улыбнулся и решил посчитать свою команду по головам. Если не считать меня и белок, то вместе с Ариэль… раз, два, три… двенадцать. Будь я чуть более самовлюблён, предложил бы назвать так нашу группировку. Не, нуачо? «Двенадцать друзей Чернова» — прекрасное название.

— Надерём! — на разные голоса и языки заголосила моя милая шобла. — На кол! К ответу уродов!

О-хо-хо. Чует моё сердце, что скоро будет мясо. Чует моё сердце, что мсье Жан-Жак хлебнёт такого, что сам в итоге будет не рад, что связался с работорговлей. Ну и со мной, конечно.

— За нас, ребят! За правое дело!

— Да! Да-а-а-а-а!

— И кстати, — я подождал, пока все выпьют. — Насчёт финансирования нашего маленького предприятия. Никто не хочет помочь мне перетаскать добычу? Мы там за шесть дней ой-ой-ой сколько наколотили.

— Я за фургоном! — Илюха покопался в багажнике и вытащил целую большую упаковку огромных толстостенных чёрных полиэтиленовых пакетов. — Всегда вожу с собой на всякий случай. Они так-то для перевозки трупов… должны подойти.

Не дожидаясь ответа, он прыгнул в своё такси, завёл мотор и с визгом покрышек исполнил что-то вроде полицейского разворота…

— Забодай меня троллейбус! — выдал Жихарев, увидев в шахте гоблинов. Потом посмотрел на белок, на Ариэль… — Эти тоже ручные?

— Типа того, — усмехнулся я. — Считают меня вождём.

— Везде поспел, — покачал он головой. — А сооружение, надо сказать, внушает. И как лагранжевские разломщики его не заметили? Совсем мышей не ловят!

Ребята, конечно, изрядно охренели от объёмов лута. Спустя час погрузочных работ мне даже стало немножечко неловко. Я чувствовал себя, как пьяный батя, который обломал подросткам вечеринку и припряг по своим делам. К счастью, к перетаскиванию быстро присоединились гоблины, которым объяснять даже ничего не пришлось. А чего там объяснять? Бери больше, кидай дальше. Пакетов, правда, пару штук скоммуниздили, ну да ничего, заслужили.

Выйти из разлома гоблины, конечно, не могли. Но очень оперативно перетаскали всю гору лута к самому окну выхода.

Впрочем, сегодня я был очень щедрым пьяным батей.

— Ну всё, ребят, — сказал я, когда вторая партия моих богатств оказалась в Ильюхином фургоне, первую он уже отвёз и вернулся. — Спасибо вам огромное. А теперь давайте-ка садитесь и езжайте в город. Найдите приличный барчик на свой вкус и продолжайте веселиться. Я присоединюсь к вам чуть позже и да, конечно же, стол с меня. Заказывайте что хотите.

— Уверен,