Бутерброды не жевал, а глотал. Холодный чай наполовину остался в кружке. Руки у шамана не дрожали, зато ногам досталось. Мелкий такой неприятный озноб, словно побочный эффект от спинальной анестезии. Реальность окончательно рассыпалась на миллион монет, подброшенных в воздух. Если шаман со своим отказом от близости совершил ошибку, то уже не знал, что делать. Выкладывать правду на стол? Твердить, что предназначенные друг другу должны быть вместе, иначе поодиночке никогда не будут счастливы? Он сам не верил в это до конца. Звериному чутью, голосу в голове «моя, моя» — да. А туманным выкладкам, приходящим с прозрением — нет.

Монеты встали на ребро. Удара сердца не хватало, чтобы упали в одну или в другую сторону. Вероятность всегда одинакова. Да или нет. Все остальное — красота формул. Начальные условия, чет, нечет, дано — обнуляются, когда монета вращается в воздухе. Вселенной наплевать, что ты придумал и рассчитал. Она поступит так, как ей нужно.

Скрип петель на дверцах шкафа до дрожи полоснул по нервам. Кровь ударила в голову. Изга ошибся! Открыл Ирине не то, что хотел.

— Ого, как много! — рассмеялась она и провела пальцами по корешкам ежедневников, исписанных от эрзаца до эрзаца рукой шамана. — Они пустые? А, нет, вижу, что не новые. Уголки кое-где мятые и потертые. Чьи они? Твои, рабочие?

Удар тока прошел по позвоночнику, духи слетелись голодной стаей. «Хотел, чтобы она лучше узнала тебя? Давай, чего скис? Страшно? А ты надеялся, будет легко? Не передумал еще? Шкуру ведь с живого сдерет и все разглядит. Вот он ты весь».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Мои, — глухо ответил шаман. — Там… заметки. Я писал, чтобы не забыть то, что видел в трансе. Половины не помню… Большую часть. Разгружать нужно голову, искать ответы. Текстом получается точнее. Записывая, мысли структурируются…

— У меня тоже так, — улыбнулась Ирина. — Бывает, полчаса голову ломаешь, а возьмешь листок, нарисуешь и вот оно. Ты разрешишь посмотреть? Я понимаю, это личное, но все же…

Она замерла, не закончив фразу. В глазах вспыхнуло белое пламя. Как фонари на воротах в небеса. У Эрлика, кстати, точно такие же. Монета все еще стояла на ребре, а Изга не чувствовал ног. Татьяна всплыла в памяти, безразлично махнув рукой: «Подумаешь, псих».

— Пожалуйста, — тихо сказала Ирина и снова вместо двух-трех слов облизнула губы.

Духи сидели на плечах, по две сотни на каждом. Интересно им было. Изга с ума сходил от монотонного жужжания комаров и мелких укусов. Все, что могли — пустили в ход, но тянули в разные стороны. Ни понять, ни распознать, ни выбрать. Только самому решать. Его узловая точка. Ключевой момент.

— Хорошо, — кивнул Изга, едва согнув деревянную шею. — Можешь посмотреть.

Шкаф с ежедневниками стоял в гостиной возле маленького стола и вращающегося кресла рядом с ним. Еще одно рабочее место шамана, я уже поняла. Чистые блокноты и мешок ручек к ним лежали за соседней дверцей от заполненных. Основательно Изга запасся. Я как фанатка канцелярии оценила. Шесть полок, утрамбованных в два ряда. Сколько же здесь лет?

Хотелось найти самый первый ежедневник. Возможно, он действительно был рабочим. Туда хирург Извольский записывал телефоны коллег, расписание совещаний, фамилии пациентов с заметками. Такие ежедневники всегда полупустые, если не сказать едва тронутые. Пара десятков записей под нужными датами и все. Занятые работой мужчины покупают блокноты в кожаном переплете, чтобы ничего не забыть, а в итоге забывают их заполнять. Девушки — другое дело. В социальных сетях есть целые сообщества любителей планирования. Домохозяйки и фрилансеры вручную рисуют сетку, заполняют списки, ведут трекеры полезных привычек. Ни один квадратный сантиметр страницы не остается пустым. Те, кто умеет, делают скетчи — наброски цветов, котят, веселых рожиц. Остальные клеят наклейки. Взрослые тетеньки занимаются тем же, чем маленькие девочки в школе. У меня в пятом классе тоже был такой дневник с вырезанными из журналов фотографиями поп-звезд, но даже в голову не приходило записывать туда количество выпитой за день воды, вести учет принятых таблеток и отмечать начало менструации.

Ежедневник шамана должен стать взрывом мозга. Не банальным переписыванием рутины, а крупицей той самой настоящей информации, которую ни за что не найти в открытом доступе. Нет ее там. Если и просачивается, то немедленно убирают. Зачем делиться секретами бесплатно? Да и за деньги никто не горел желанием. Особенно такие, как Изга. Я и сейчас не надеялась, что он с первых страниц откроет все тайны, но мечтала подглядеть хотя бы одним глазком. Шаман нервничал, пока я выбирала, какой блокнот прочесть. Сидел на диване и держал телефон вверх ногами. От задумчивости случайно включил фонарик и теперь у него между пальцами горел яркий белый свет.

— Они по датам разложены?

— Нет, я заполнял их хаотично. Сначала пытался делить по сферам, но потом плюнул и писал все подряд. Самые первые лучше не бери, там сумбур, начни где-то с середины.

Я до сих пор не верила, что он согласился. Да, в блокнотах рабочие записи, но в его случае это все равно, что пустить к себе в душу и позволить разгуливать там без присмотра. Безумно смело. Безумно.

Свою тетрадку с глупыми стихами и признаниями в любви мальчикам из класса я сожгла. Дождалась, пока наш подсобный рабочий разожжет отопительный котел, бочком просочилась в дверь и по одному листу сбросила все в камеру для топлива. В комнатах особняка потом долго было слишком жарко, отец ругался.

Вряд ли Изга писал в блокнотах между строк что-то уж совсем интимное. Иначе придумал бы любой повод, чтобы отказать. «Потом как-нибудь, не сейчас». Я бы поняла, не стала обижаться, но вместо этого держала в руках кусочек чужой жизни, выраженный словами, и никак не решалась его открыть.

«Ты совсем меня не знаешь. Есть нюансы, их много и они разные». Значит, захотел рассказать? Вернее, чтобы я сама увидела. Это подразумевало некий не произнесенный вслух договор. «Я открываюсь тебе, ты открываешься мне». Если я не готова к ответному жесту, то лучше поставить ежедневник обратно на полку. Изга тоже поймет. Не знаю, обидится или нет, я должна в себе разобраться.

Пустить человека к себе в постель гораздо легче, чем в свою жизнь. И то до конца не открываешься. Играешь роль, надеваешь маску и стараешься как-нибудь так получить удовольствие, чтобы не выглядеть пошло, глупо или смешно. Никаких посторонних слов, кроме эротичных стонов, нелепых движений, странных желаний. Нужно все время держать себя в руках и не увлекаться процессом больше, чем партнер. Иначе можно спугнуть его возбуждение. Мужчина фыркнет, отстранится, а потом скажет, что с тобой было так себе. Затем добавит еще что-нибудь про бревно и будет жалеть о потраченном впустую времени. Мысленно, конечно. Тебе скажет: «Пока. Может, еще созвонимся».