– Точно. Теперь он ищет убийцу, чтобы получить свою долю.

– Возможно. Звучит правдоподобно. Но откуда Симон может это знать, если вы отрицаете реинкарнацию его души? И кто тот мальчик с родимым пятном? – вступила в разговор Карина. – На эти вопросы у нас нет ответов. Только в одном можно не сомневаться, Роберт. Тебя используют. Остается вопрос: зачем?

– Ладно, друзья. – Борхерт притормозил машину. – Мы приехали!

Симон заморгал. Сначала его заспанные глаза сфокусировались на двух напоминавших слезы каплях дождя на тонированном стекле. Потом он посмотрел наружу. Рядом тянулась аккуратно постриженная живая изгородь, за которой на лужайке виднелся небольшой пригорок, покрытый влажной вялой листвой.

Обзор улучшился, когда Борхерт снизил скорость. Симон высвободился из рук Карины и прижал влажную ладонь к холодному стеклу. Этого пригорка он не помнил. Но песчаного цвета церковь уже видел. Она выглядела точно так же, как на его рисунке на больничном окне.

– Вот в это я сейчас не верю.

Борхерт засмеялся и поймал на себе злой, раздраженный взгляд одного из участников похоронной процессии. Он показал язык даме с короткими черными волосами, разделенными строгим пробором, и язвительно ухмыльнулся, когда она возмущенно отвернулась.

– Нет, серьезно, этот день войдет в анналы истории.

Даже Штерну пришлось признать, что ситуация не была лишена определенной комичности.

Войдя десять минут назад в церковь из песчаника, они сначала не поверили своим глазам и ушам. За простым, строгим протестантским алтарем стоял мужчина с короткими волосами и приветливыми глазами. На пасторе не было никакого одеяния, выдающего в нем священника, он был одет в обычный темно-синий костюм. Вместо галстука на плечах у него висел зеленый шарф, и то, как беспомощно он был завязан впереди, еще больше располагало к мужчине. Как и надгробная речь, которую он произносил. Пастор как раз распространялся о привычках умершего, который во время многочисленных прогулок по лесу любил поваляться в навозе диких кабанов. В качестве доказательства он поднял и показал участникам траурной церемонии фото. Публика преимущественно женского пола печально восхищалась рыжим бассетом, который при жизни весил не меньше тридцати килограммов.

«Экуменическая служба с пастором Арендтом. В четвертую субботу каждого месяца», – обещало объявление на двери церкви, которое было расположено так, что они смогли прочитать его, лишь когда вышли за группой наружу. Сейчас они маршировали по лесной дорожке из грубого щебня под моросящим дождем, и Штерн не в первый раз проклинал себя, что не захватил зонт. Его мокрая рубашка прилипла к телу, как будто он надел ее сразу после стирки, не высушив. Если так и дальше пойдет, он, как и Симон, подхватит воспаление легких. К счастью, ребенок остался с Кариной в машине.

– С ума сойти. – Смех Анди напоминал попытку прокашляться, словно он подавился рыбной костью. – Они на полном серьезе несут перед собой деревянный гроб с жирным псом.

– Ну и что. Свою первую собаку я похоронил примерно так же.

– Ты ненормальный.

– Почему? Я был тогда не старше Симона и очень обрадовался, что отец организовал для меня такое прощание. Правда, мы похоронили пса в саду, а не как здесь, на настоящем кладбище.

Они подошли к покосившемуся штакетнику, который отделял земельный участок, принадлежавший церкви, от частного владения приюта для животных.

Штерн ускорил шаг и подошел к необычному пастору. Тот придерживал садовую калитку на уровне бедер, пропуская своих гостей, и поприветствовал Роберта, как и всех, рукопожатием и искренней улыбкой.

– Извините, пожалуйста. Здесь можно пройти и на официальное кладбище?

– Ах, вы не член семьи Ганнибала? – удивился Арендт.

– К сожалению, нет. Мы ищем здесь место захоронения… э-э-э… людей. – Штерн казался себе плохим лжецом, хотя не сказал ничего такого.

– Я должен вас разочаровать. Приют для животных арендовал у нас этот участок. У нашей общины не хватает денег, чтобы удовлетворять условиям для погребения людей. Вам придется поехать в соседний городок.

– Понимаю.

Штерн проводил пастора взглядом, когда тот извинился и вразвалку направился к своим скорбящим, которые ждали его в самом дальнем углу участка рядом с большим кустом рододендрона.

Борхерт покачал головой, услышав последнюю фразу пастора.

– Точно, с ума посходили. Настоящее кладбище есть только в соседнем городе, а для животных целое футбольное поле застолбили!

Комментарий был несколько приувеличенным, поскольку поделенная на мелкие участки поляна насчитывала самое большее пятьсот квадратных метров. Но все равно для таких целей она казалась поразительно большой. Штерн не мог себе представить, что в этой местности погребение животных пользовалось таким большим спросом. Однако количество установленных на земельном участке надгробных камней свидетельствовало скорее об обратном. Отделенные друг от друга различными хвойными деревьями, они беспорядочно торчали из земли, как кривые зубы. Штерн решил немного осмотреться, прежде чем вернуться назад.

– Я подожду здесь! – крикнул ему вслед Борхерт. Он нашел сухое местечко под могучим дубом и не желал его покидать.

Вертиго, Финхен, Мики, Молли, Ванилла… Имена животных, мимо чьих надгробий он шел, были такими же разными, как и их могилы. Большинство украшал белый крест или гранитная плита с простой надписью. Некоторые владельцы раскошелились и заплатили за уход за могилой. У Бранко, например, лежал свежий венок и две белые орхидеи. А Клеопатра действительно являлась кошачьей королевой, пока год назад не была «убита автомобилистом». По крайней мере, так гласила латунная табличка рядом с миниатюрной копией пирамиды Хеопса, украшавшей теперь могилу.

– Это бессмысленно, – услышал он крик Борхерта. – Лукаса здесь нет.

– Откуда ты знаешь? – Штерн обернулся.

Борхерт заметил зеленый стенд рядом с дубом и постучал большим пальцем по тонкому стеклу.

– Тут полный список всех животных, которые здесь лежат. От Абакуса до Цили.

Капли размером с изюмины время от времени стучали Штерну по затылку, как будто он стоял под мокрым деревом, которое кто-то тряс.

– Но никакого Лукаса. Пойдем отсюда. Мы не можем перекопать весь участок – иначе у тех дамочек начнется истерика.

Штерн еще раз посмотрел на пастора, который, стоя к ним спиной метрах в пятидесяти, держал последнюю речь. Свежий осенний ветер, дувший с озера, уносил поминальные слова о собаке в противоположную сторону.

– Ладно, пойдем, – наконец согласился Штерн. – На сегодня моя потребность в трупах удовлетворена.

Он только хотел нагнуться, чтобы убрать с мысков ботинок коричневатую листву, как вдруг остановился.

«Лукаса здесь нет» – последние слова Борхерта крутились у него в голове. Он прикрыл глаза ладонью от дождя и попытался упорядочить детали картинки, которую видел перед собой. При этом рассматривал окрестности словно через забрызганное лобовое стекло, по которому возили грязь старые дворники. Чем больше он моргал, тем мутнее становилась общая картина.