— Сивый, Лапоть, вперед! Пристрелю, суки… — рычал какой-то «лейтенант».

Затопали бутсы. Андрей включил фонарь, когда тот, кто был впереди, выбежал к обрыву. Он ослепил его. Взревел приземистый субъект с плоской физиономией и избытком массы, начал строчить — хорошо, что не туда. Андрей ударил одиночным — пора подумать о бережливости. Боевик выронил оружие, схватился за живот и покатился вниз, оглашая пещеру страдальческим воплем. Сбросил вес… Бандиты схлынули, других желающих покрасоваться не нашлось. Но это еще полбеды. Андрей собрался в бега, и вдруг через обрыв что-то перекатилось, запрыгало с металлическим бряканьем. В груди похолодело. Мог бы раньше догадаться, что такое возможно… Его спасло лишь то, что фонарь остался включенным. Он с ужасом смотрел на ребристый комочек металла, лежащий под ногами. «Лимонка!» Оборонительная граната! Боеприпас могучей разрушительной силы, от такого мокрого места не остается. Четыре секунды — время задержки перед взрывом, три уже прошло… Он схватил ее, рухнув на колени, некогда замахиваться — просто отшвырнул от себя, по наклонной вверх, чтобы не вернулась, отскочив от обрыва. Затем повалился, заткнув уши. Рвануло так, что дрогнуло подземелье, взметнулась пыль, посыпались осколки известковой породы. Граната взорвалась в полете, но дел наделала. Осколки в тесном пространстве летели густо. Хрипели умирающие, стонали раненые, виртуозно матерились везунчики. Похоже, народа в «предбанник» набилось немало.

— Бурундук, гранату… — хрипел кто-то.

Ну, уж нет, достаточно, шутка, повторенная дважды… В ушах звенело, но он не потерял ни фонарь, ни автомат — помчался прочь, а отбежав на достаточное расстояние, повалился, закрыв голову руками. Взрыв не причинил вреда, но ударная волна чувствительно долбанула по пяткам и кожа на макушке покрылась мурашками. Он подлетел, помчался дальше, умудряясь в этом хаосе работать головой. А выжившие боевики уже слетали с обрыва, бежали за ним, вопия, как оглашенные. Ничто их не учит… Ответвление вправо — тот самый широкий коридор, проточенный грунтовыми водами, где можно бегать в полный рост, в шеренгу по трое. Вот и пригодилась мыслишка, оставленная про запас. Он знал эту часть подземелья как свои пять пальцев! Но надо заманить боевиков, то есть обозначить свой вектор движения. Он ввалился в тоннель, прижался затылком к шершавой стене. Топот приближался, спешили, родимые. Даже не бежали, а низко летели. Он высунул автомат в проход, выпустил короткую очередь из двух патронов. Стрельба вслепую результата не приносит, но свое присутствие он обозначил. Боевики взревели. Швырять гранаты они уже остерегались, осколки могли посечь их самих. Андрей помчался по широкому тоннелю. Тоннель не бесконечен, скоро поворот, а через тридцать метров он сужался, и протиснуться можно было только боком. Не то чтобы тупик, но… И когда до поворота оставалось несколько метров, а боевики еще не свернули, он выключил фонарь и протиснулся в тридцатисантиметровую трещину в стене, о наличии которой, безусловно, помнил и надеялся, что за двадцать лет она не сузилась. Расщелина осталась прежней, вот только он за двадцать лет несколько раздался. Но если хочешь жить, ничто не остановит… Грудь сдавило, он не мог продохнуть, густой кашель попер из горла, он закусил губы, чтобы не дать этому кашлю и шанса. Вся ватага пробежала мимо, ушла за поворот. Он выудил себя из трещины, одновременно включая фонарь. Но поспешил и едва не сбил отстающего. Боевик тяжело дышал, он, похоже, подвернул ногу. Оба оторопели. Какой нежданчик… Он получил удар под дых кулаком с зажатым фонарем, чтобы не вякал. Второй удар повалил противника как подкошенного, а Андрей уже несся дальше по проходу, вписался в поворот. Фонарь, цевье, палец на спусковой крючок…

Вся компания была в сборе, шесть человек (не много же их осталось). Они уже подбегали к сужению в тоннеле, но пока еще не поняли, в чем прикол. Он настигал их, почти догнал, чтобы бить в упор. Встал посреди прохода, расставив ноги, отвел до упора переводчик огня и открыл огонь, не оставляя этим ублюдкам никакого шанса. Бил по целям — не в «молоко», разумно тратил боеприпасы. Орали люди в пороховом дыму, дергались, валились, напичканные свинцом. Кто-то вскинул автомат, чтобы выстрелить, но рухнул с размозженным черепом. Другой, заполошно вопя, бросился вперед, забрался в узкий проход, да так и заткнул его собой, скончавшись в расщелине. Андрей вставил последний магазин, начал приближаться. Трое не шевелились, валялись в живописных позах. У одного была свернута шея — травма уже посмертная, упал неудачно. Двое обливались багровой рвотой. Он перевернул ногой третьего — ширококостного экземпляра с залитым кровью бритым черепом. Допрыгались, господин Циклоп? Вдруг распахнулся единственный зрячий глаз. Главарь преступной группировки взревел, как газовая турбина, извернулся и выкрутил ногу Андрея. Он оторопел, выпустил автомат и все же успел отбиться от холодного пола ладонью. Все поменялось радикально: он лежал на полу, а на него обрушился взбешенный авторитет. Затрещала грудная клетка, и снова перехватило дыхание.

— Что, сука, не ожидал?! — хрипел бандит, брызжа слюной. — Ты на кого руку поднял, щенок?

Андрей извивался, снедаемый болью и отвращением. Жилистые пальцы вцепились в горло, воздуха не хватало. Фонарь не разбился, лежал на полу и озарял пространство моргающим светом. Лучше бы не видеть это чудовище… Он задыхался, что-то пытался мычать и уже откровенно паниковал. На поясе под балахоном находился нож в чехле, но как до него дотянуться? Руки были сдавлены прессующей его тушей. С неимоверным трудом он вытащил правую руку, но мог ее перемещать только вверх, до рукоятки все равно не достать. А Циклоп уже торжествующе рычал, железные пальцы сжали трахею, он с ужасом познал, как это бывает, когда жизнь высачивается по каплям… Андрей с ревом и нечеловеческим усилием вывернул локоть левой руки и стал давить большим пальцем на единственный глаз противника. Циклоп замычал, извергая хрипы, это было самое ценное, что у него оставалось! Но, кажется, и этого лишился — палец проваливался в глазную впадину, его обтекало что-то желейное, мерзкое. Пальцы Циклопа не отпускали горло, но ослабла хватка, он отпрянул — теперь до середины корпуса их разделяло сантиметров двадцать пустого пространства. Андрей просунул правую руку, дотянулся до рукоятки в чехле. Крайне неудобно, пришлось изловчиться, в результате он сжал рукоятку не нижним, а верхним хватом, что полностью исключало удар по корпусу. Оба орали, извивались, небольшой «люфт», крохотная степень свободы, и лезвие вонзилось до упора в орущую глотку главаря!

Циклоп подавился, разразился фонтаном, но Андрей уже отшвыривал его от себя. Мышцы болели просто зверски. Он встал на корточки, дотянулся до фонаря. Циклоп вставал на «мостик» — выгибался коромыслом. Изо рта торчала рукоятка ножа. Лезвие продырявило небо, достало, очевидно, до мозга, учинив по дороге перестройку костной ткани. Из Циклопа текло, как из лопнувшей трубы. Вытаскивать свой нож из этого безобразия откровенно не хотелось. Но пришлось. Он похлопал Циклопа по плечу, мол, давай, не кашляй, отполз и несколько минут приходил в себя. Он мог бы запастись боеприпасами, но голова не варила. Обвел дрожащим светом арену побоища, хрипло засмеялся:

— Что, подонки, всухую я вас? — Андрей вытянул руку, смастерив причудливую конфигурацию из кукиша и среднего пальца, еще и ударил по сгибу локтя, чтобы доходчивее было. После этого развернулся и с чувством выполненного долга побрел назад.