Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поздние античные авторы передают, что у Адраста была не только дочь Эгиалея, но и сын Эгиал, или Эгиалей (Аполлодор, I, 8, 6; 9, 13; III, 7, 2–3). Все это не настоящие имена. По-гречески «эгиал» значит «побережье» (Павсаний, I, 1, 1; VII, 1–4). Сикион действительно расположен на северном побережье Пелопоннеса, на берегу Коринфского залива. Известно, что эгиалеями назывался в Сикионе особый клан (Геродот, V, 68) ремесленников и моряков. Таким образом, имена Эгиал, Эгиалей, Эгиалея — это сикионские эпонимы прибрежной области или местного клана. Фигуры, названные этими именами, явно вымышлены, сформированы в генеалогических целях. Значит, Эгиалея, жена Диомеда, всего лишь абстракция. По схолиям к Пиндару («Нем»., X, 7), жена Диомеда звалась Гермионой.
Любопытный же облик имеют женщины, связывающие Диомеда с Адрастом: Деипила — создана специально для Тидея, Эгиалея — выросла из абстракции! Эта двойная и очень старательная увязка Диомеда с сикионским царем Адрастом через придуманных женщин — то мать героя делали дочерью Адраста, то жену — говорит о том, что скорее всего с Адрастом, инициатором Фиванской войны, его связывали искусственно, все с той же целью — убедительнее подключить Диомеда к войне за Фивы, войне, в которой он первоначально так же не участвовал, как и в Троянской.
Во тьме веков за героем «Илиады» просвечивает аргивский культовый образ, связанный с Афиной и страстью к коням, образ достаточно популярный, чтобы стать эпическим, и достаточно свирепый, чтобы оправдать вовлечение в две великие войны и выдержать конкуренцию с Ахиллом.
8. ОДИССЕЙ
Положение Одиссея в «Илиаде» во многом загадочно. Будучи главным героем другой гомеровской поэмы — «Одиссеи», он и в «Илиаде» занимает видное место, но все же это место второстепенное. Основные конфликты сюжета, их развитие и разрешение происходят не благодаря действиям Одиссея. Он тут всегда лишь помощник, а те эпизоды, где он главенствует, сами не играют важной роли в «Илиаде». Одиссей не руководит сражениями, от него ничего существенного не зависит. В поэме он даже не имеет аристии — отдельной песни о подвигах, причитающейся каждому видному герою.
Все это побуждает аналитиков считать, что Одиссей вошел в «Илиаду», когда она в основном уже сформировалась. Столь крупного героя, за которым, надо думать, стояли духовные интересы влиятельных кругов, вряд ли изначально стали бы вводить без решающих функций. Но ведь и позднее включение на этих условиях не очень резонно. Зачем же его вводили таким — без крупных деяний, без видных противников, без аристии?
Можно было бы подумать, что это делалось с оглядкой на «Одиссею» или с расчетом на ее появление — там он главный герой, там его аристия (избиение женихов). Принятие такого мнения связано с вопросом об авторстве обеих поэм — один у них автор или разные. Я думаю, что правы древние «хоризонты» (или разделители) и нынешние аналитики, отрицающие общее авторство, однако это вопрос, требующий особого разбора. Здесь достаточно сказать, что вне зависимости от его решения приходится признать: Одиссея ввели в «Илиаду» не те, кто создавал его образ в «Одиссее».
В самом деле, об убитом товарище Одиссея Левке, за которого он мстил врагам в IV песни «Илиады», ничего не знает «Одиссея». Вообще в ней Одиссей не вспоминает ни одно событие «Илиады», в котором он участвовал: ни поездку в Хрису, ни столкновение с Ферситом, ни вылазку с Диомедом и захват Долона, ни свое ранение, ни свою победу в соревновании бегунов, ни награду за нее — шестимерную серебряную чашу из Финикии. Не вспоминает и, видимо, просто не знает их. И наоборот, о спутниках, с которыми он возвращался из Трои — Антифоне, Эльпеноре и Перимеде (II, X и XI песни «Одиссеи»), — ничего не говорилось в «Илиаде». Ничего не знает «Илиада» и о знаменитом луке, который Одиссей привез из Трои и готов был испытать у феаков в «Одиссее» (песнь VIII). В «Илиаде», в отличие от «Одиссеи», он вообще не лучник. Не знает «Илиада» и о ссоре Ахилла с Одиссеем, а о ней пел на пиру в «Одиссее» Демодок (песнь VIII) — в «Илиаде» нет и следа этой ссоры. В «Одиссее» царь хитер и изворотлив, в «Илиаде» — только рассудителен.
В «Одиссее» у ее главного героя есть постоянный эпитет птолипортос — «градорушитель». В «Илиаде» он употребляется всего два раза, причем в частях, которые аналитиками относятся к вставным и поздним (в «Каталоге кораблей» и в «Долонии»). Многие исследователи отмечали, что в «Одиссее» для этого эпитета нет никакого основания, кроме как троянское прошлое Одиссея — его участие во взятии Трои. Но ведь в этом предприятии участвовали многие герои — Агамемнон, Аякс, Диомед, Нестор и др., а эпитет почему-то характеризует именно Одиссея. Некоторые считают, что для характеристики Одиссея этим эпитетом нет оснований в обеих гомеровских поэмах, да и вообще в Троянском цикле, и что зарождение их надо искать в каком-то древнем, неизвестном нам прошлом образа. Это неверно.
Основа есть в Троянском цикле, а именно в «Возвращениях», и эта основа мельком упоминается в «Одиссее»: в самом начале своего рассказа феакам об отплытии из Трои (в IX песни) Одиссей повествует о взятии и разрушении им Исмары — столицы киконов. Этот город взял и разрушил он и только он со своим отрядом. С тех пор он птолипортос — «градорушитель».
Конечно, есть то, что объединяет обе поэмы в обрисовке Одиссея: в обеих поэмах Одиссей происходит с Итаки, в обеих имеет сына Телемаха, в обеих располагает двенадцатью кораблями, в обеих ему покровительствует Афина и т. д. Но это все может быть объяснено общей принадлежностью основных сведений об Одиссее в той и другой поэме к древнему фольклорному фонду при раздельной обработке этих сведений для каждой из этих поэм. (Кстати, поэтому в некоторых случаях можно прибегать и к материалам из «Одиссеи» для лучшего понимания Одиссея в «Илиаде».)
Итак, «Илиада» знает,