— Они ведь не сбежали?

— И шанса не было! Это оказался очередной «потешный побег». Но на этот раз ситуация была совсем уж очевидной… Бежали шесть девушек, непокалеченной вернулась только Катиа. Ее поваляли в грязи для виду, наставили синяков — и все. Трех тогда убили на месте, одной сняли скальп, и долго она не протянула, еще одной сломали позвоночник и отправили доживать свой век на «этаж уродов». И вот она Катиа — с чуть припухшим носиком и аккуратно рассеченной губой. Я не могла этого выдержать.

— Я бы тоже не смог, — кивнул Ян, и это были не пустые слова.

Но Александра будто и не слышала его, она была где-то далеко, в том дне, который давно закончился.

— Я не могла понять, как она пошла на это, ради чего… Она же видела, что случилось с Джуди! Она видела, как и все мы, как человек умирает от гангрены… А это страшно, братишка. Очень страшно. Врагу не пожелаешь. Но после этого она продолжила помогать Сарагосе! Мы все были в гримерке, готовились к очередному выступлению… Я услышала, как она хохочет, всем довольная, и не выдержала. Я подошла к ней и при всех напомнила о том, что она сделала. Она стала оправдываться, что это просто совпадение, что ей повезло, как везет лишь смелым. Но это были оправдания скорее для девчонок, окружавших нас. Она знала, что я не поверю ей, и ей было все равно. Она не испытывала никаких угрызений совести… она гордилась собой! Может, если бы я была такой, как до похищения, я бы ничего не сделала. Не знаю. Но я уже стала другой. Ты не можешь не стать другим, когда у тебя на глазах убивают человека.

— Что ты сделала?

— У Катии были длинные белесые космы… Крашеные, конечно, но она очень ими гордилась. Я схватила ее за эти космы, у самого затылка, и ударила ее ухмыляющуюся рожу о высокий столик для напитков. На столике стояли бокалы… Я ничего не планировала. Все получилось само собой.

Бокалы были сделаны из тонкого хрусталя, который при ударе разлетелся на мелкие осколки. Они изрезали Катии лицо, а главное, лишили обоих глаз. Александра не ожидала, что так будет, она не хотела столь разрушительного результата, но исправить ничего не могла. Она шокированно отступила от Катии, извивающейся на полу в напрасной попытке достать из окровавленного лица осколки.

То, что она когда-то была полезна Джонни Сарагосе, ничего для нее не изменило. В борделе никого не держали из жалости. Скоро Катию продали, как до этого продавали покалеченных по ее вине девушек. «Потешные побеги» теперь проводились не чаще, чем раз в год, их стало куда сложнее планировать.

Александра тоже не осталась безнаказанной…

— Птиц ведь осталось только две? — догадался Ян.

— Да. Теперь уже только две.

Она думала, что это не важно, и сама не понимала, что именно эти маленькие красные птички быстрее всего опровергали обвинения Павла.

Ян осознавал, что она действительно могла потерять рассудок в плену — после всего, что ей пришлось пережить. Не со всеми это происходит одинаково. Кто-то становится безразличным ко всему, кто-то — покорным и даже ласковым со своими мучителями. Но Александре грозило иное безумие: излишняя жестокость, стирающая понимание того, что любая жизнь важна.

Однако такая жестокость убивает жалость. А она жалела, ей по-прежнему могла причинить боль гибель красного кардинала, крошечного существа, которое никак не могло быть ей полезным. Маленькие птицы, оплаканные ею, стали символом того, что она сумела сохранить.

Так что к черту Пашку, пусть разбирается со своими проблемами и комплексами сам! Ян собирался остаться на стороне сестры.

Александра первой поднялась из-за стола и включила свет. Она, ни о чем не спрашивая, поставила чайник, полезла в холодильник — они оба не ужинали. При этом смотреть брату в глаза она пока не решалась, и Ян позволил ей эту паузу. Гайя, уловив, что люди больше не в печали и вспомнили о насущном, подскочил на лапы и многозначительно заглянул в свою пустую миску.

— Между прочим, пока ты тут слушал откровения блаженного Павла, мы тоже без дела не сидели, — заметила Александра.

— Только не говори мне, что вы что-то обнаружили спустя столько времени!

— Нет, ну ты нам суперспособности не приписывай! Мы вообще отправились туда не как полицейская со служебным псом, а как девушка с миленькой рыжей собачкой.

— Поня-я-ял… Кого вы допросили?

— Да всех, кто под руку попался!

О трагедии, произошедшей в парке, еще говорили — да и долго будут говорить. Но это не означало, что оттуда ушли люди. В большом городе не так много зеленых оазисов. Там по-прежнему собирались мамочки с детьми, любители велосипедов, самокатов и моноколес, среди турников делали селфи сторонники здорового образа жизни, собачники выгуливали своих питомцев и там, где можно, и прямо под знаками запрета. Это было маленькое сообщество, не слишком дружное, но все же обладающее неким внутренним доверием. Такое доверие не распространялось на полицию, зато охотно передавалось новичкам — другим гуляющим.

Поэтому Александра отправилась задавать вопросы тем, кого вызвать на официальный допрос было бы слишком сложно. Кристина Нефедова упоминала, что нянька постоянно водила ее дочь в этот парк. Теперь Александра искала тех, кто часто видел и знал Юлию Степановну и маленькую Тоню.

Разговаривая с ними, ей удалось обнаружить одну крайне любопытную деталь.

— Как думаешь, нянька с девочкой оказалась на той дорожке случайно или нет?

— Раз ты задаешь такой вопрос, простого ответа не будет, — рассудил Ян.

— Она оказалась там за-ко-но-мер-но!

— Между прочим, этого варианта в твоем вопросе вообще не было!

Юлия Степановна частенько приводила свою подопечную на детские площадки, позволяла ей играть с другими малышами, да и в целом не шарахалась от каждой тени. Но и прогулки по самым дальним аллеям не были для нее редкостью. Она уходила туда, где деревья стояли сплошной стеной, а другие люди почти не попадались.

Сначала другие женщины с детьми удивлялись такому решению и спрашивали об этом. Но Юлия Степановна утверждала, что и ей, и Тонечке нравится одиночество, девочке полезно отстраниться от цивилизации и остаться наедине с природой. Постепенно вопросы прекратились.

— Видишь, что она сделала? — торжествующе поинтересовалась Александра.

— Вижу. Она приучила всех своих знакомых к мысли, что уйти в дальнюю часть парка — нормально. Она сделала все, чтобы на это не обращали внимания.

— Вот именно!

— Но я никак не могу понять, для чего ей это… Она не выглядела напуганной?

— Нет. Ни перед смертью, ни задолго до этого. О нянюшке исключительно положительные отзывы — и не только потому, что она отправилась в мир иной, она действительно всем нравилась. Но привычка таскать ребенка черт знает куда, согласись, была странной.

— И эту же привычку мог изучить убийца, он точно знал, где ее найти. Но нам это мало что дает: тут могли подсуетиться и отец, и мать, и все, кто угодно.