— И что?

— Выбрал вариант «без еды» и целый день ничего не ел. Не могу же я морить голодом родного отца, да ещё пожилого. Так что на следующий день опять принесла еду под дверь.

Она погасила в пепельнице недокуренную сигарету и спросила:

— Кстати, как тебя зовут?

— Макс, — ответил я. — Макс Штернхайм.

— А какой у тебя отец? — поинтересовалась она.

— Мой папа? Ну… он разговаривает со мной. Он меня любит, — сказал я. — И я его, конечно, тоже.

— Мой отец вообще-то тоже всегда разговаривал со мной. Он был очень ласковый. Но когда умерла мама, его это совершенно выбило из колеи, — объяснила она. — И зачем мне отец, которого я практически не вижу и которого надо обслуживать, как падишаха!

— А чем он занимается? Что он считает в башне? — спросил я.

— Говорит, ещё чуть-чуть — и он откроет универсальную формулу теории всего, — отозвалась она.

— А что такое теория всего?

— Я тоже об этом спросила. Сказал, объяснит мне, когда откроет формулу.

В эту минуту затрезвонили в дверь.

— Опять гости? То не видишь целыми днями ни души, а то два гостя за одно утро, — сказала она, подходя к двери.

Я тоже встал и выглянул в коридор. Было у меня подозрение, кто это мог звонить так долго и громко.

Это и вправду оказался Белло, он встал на задние лапы, а правой передней жал на звонок. Наверное, хотел напомнить мне, что я обещал скоро прийти.

— Макс, иди сюда, ты только посмотри! — позвала она. — Твой пёс звонит в звонок! Так я скоро поверю, что твоя фантазия — это правда.

И она обратилась к Белло:

— Хватит звонить, Макс сейчас придёт. Нам надо ещё кое-что обсудить.

Пёс сразу же убрал лапу с кнопки, опустился на все четыре лапы, а потом сел у дверей.

— Белло, я уже скоро! — крикнул я ему и вернулся за ней в гостиную.

— Ну вот, теперь ты всё знаешь, — сказала она. — Я бы с удовольствием помогла. Только не знаю как.

— А что если просто подняться по наружным ступенькам и спросить, не пустит ли он меня? — предложил я.

— Попробуй, конечно, — сказала она. — Только он не откроет.

— Но попробовать-то можно. Мы пойдём вместе с Белло, — решил я.

— Удачи тебе! — сказала она.

— Спасибо, — ответил я и вышел на улицу, где меня заждался мой Белло.

Мы поднимались по лестнице, и я рассказывал Белло:

— Господин Мельхиор живёт в башне, на самом верху. Его дочь думает, что он меня не впустит. Но я всё-таки попробую войти!

Пёс кивнул.

Дойдя до верха, я постучал. За дверью не послышалось ни звука, и мне никто не открыл. Может, господин Мельхиор так увлёкся вычислениями, что не слышал, как я стучал. Я постучал ещё раз, сильнее, уже по-настоящему — кулаком. А Белло громко залаял. На этот раз дверь открылась, выглянул старик и спросил:

— Это что ещё за шум? Чего тебе надо?

Совершенно точно это был господин Мельхиор. Седые нечёсаные волосы торчали во все стороны, круглые очки сползли почти на кончик носа, и к тому же в них отсутствовало левое стекло. На нём был лабораторный халат — когда-то белый, а теперь заляпанный спереди большими цветными пятнами. Точнее сказать, заляпанный сзади, потому что халат он, кажется, надел задом наперёд.

Не успел я ответить, как Белло уже протиснулся мимо Мельхиора и вбежал в комнату-башню.

— Что такое? Убери собаку! — набросился на меня Мельхиор. — Сейчас же забери свою собаку!

— Для этого мне надо сначала войти, — сказал я.

— Не лишено логики, — заметил господин Мельхиор. — Входи, забирай собаку — и вон отсюда!

Я охотно послушался с первого раза. Ну то есть отчасти послушался: я сразу вошёл. Конечно, я не собирался ловить Белло и мотать отсюда.

Комната выглядела в точности как описывала дочка господина Мельхиора. Везде валялись горы исписанной бумаги. У заваленного стола лежала такая громадная куча бумаги, что Мельхиор, кажется, сидел на ней как на кресле.

— Вам ни капельки не интересно, зачем мы пришли? — спросил я.

— Кто это «мы»? — в свою очередь спросил он.

— Мы с собакой, — ответил я.

— Интересно мне одно: чтобы вы с собакой сию же минуту убрались, — ответил он, строго посмотрел на Белло и скомандовал: — Вон!

Белло решительно замотал головой.

— Твоя собака что — без поводка и ошейника? — спросил господин Мельхиор. Белло опять помотал головой.

— А тебя я не спрашивал! — сердито сказал ему Мельхиор. Только тогда он сообразил, что разговаривает с собакой как с человеком. — Я хотел сказать, я спрашивал мальчика, — смущённо поправился он.

— Поводок моей собаке не нужен, она и так не убежит. Она меня слушается. Как правило, — объяснил я господину Мельхиору.

Белло согласно кивнул.

— Он явно понимает всё, что мы говорим, — удивился господин Мельхиор. — Поразительно!

— Ну он же раньше был человеком, — сказал я.

— Что? Как это — был человеком? Что ты имеешь в виду? — спросил господин Мельхиор. — Как это пёс раньше мог быть человеком?

— Да вы сами знаете. Это же вы виноваты в том, что псы иногда превращаются в людей! — воскликнул я, показывая на Белло.

— Что ты мелешь? Я виноват? Да как тебе такое в голову пришло?! — возмутился господин Мельхиор.

— Потому что Белло выпил ваш сок для превращений. Голубую микстуру, которую вы изобрели, — ответил я.

В подтверждение Белло кивнул.

— Мою микстуру? — похоже, он постепенно догадывался, о чём это я. — Так, значит, Эдмунд Штернхайм не вылил мою настойку? — в его голосе звучало негодование. — Он что, продолжал эксперименты?

— Нет. Он отдал жидкость Бьянке, чтобы она могла оставаться человеком. А когда Бьянка состарилась, то подарила остатки голубого сока моему папе.

— А кто такой твой папа?

— Мой папа — внук Эдмунда Штернхайма Пипин Штернхайм, — сказал я.

— А ты кто?

— А я правнук.

— Да уж это я и сам догадался, раз твой папа — его внук. Я спрашиваю, звать тебя как?

— Макс. Макс Штернхайм.