как чертову королеву, я хочу знать, что движет этой женщиной.

— Что…

— Оу, смотрите, а вот и мистер Фландерсон. Вы хотели с ним поговорить, а он, кажется, растерял свою компанию. Нам пора идти.

Она встает, и я наблюдаю, как ее окружает образный щит брони, показывая мне здесь и сейчас, что разговоры о ее личной жизни окончены.

Это нормально, потому что уверен, если она расскажет о своей личной жизни, то начнет задавать вопросы и о моей, а моя личная жизнь — последнее, о чем я хочу говорить.

— Да. — Я прочистил горло. — Зоркий глаз. — Я встаю и застегиваю пиджак. — Пойдем.

И вот так мы вернулись к отношениям босса и помощника. И так оно и останется.

* * *

— Большое Вам спасибо, — говорит Чарли, откусывая от вегетарианского бургера, а затем отправляя в рот кусочек картошки фри. — Мне необходимо было поесть. От этих закусок никакого толка.

Я откусываю от своего бургера и промокаю губы салфеткой, наблюдая за ней. Ее помада поблекла, волосы слегка растрепались, а на лице появился едва заметный румянец, который женщины часто прикрывают пудрой. Я видел многих женщин в таком образе в два часа ночи, но в отличие от них Чарли хорошо выглядит. Она по-прежнему выглядит сияющей. Должно быть, из-за ее характера и манеры держаться.

— Замечательное мероприятие, правда? — спрашивает она. — Думаю, что мы заложили основу для плодотворного сотрудничества. Люди хотят побольше узнать о Вашем фонде, это потрясающе, и мистер Фландерсон, кажется, был очень впечатлен Вами.

— Ты так думаешь? — спрашиваю я, засовывая в рот жареную картошку. — Он хороший человек, один из немногих.

— Мне очень понравилось разговаривать с его женой. Она замечательная, и я знаю, что Вы хотели, чтобы я молчала, но она задавала мне вопросы, и я подумала, что было бы невежливо не ответить.

— Нет, ты хорошо справилась с ситуацией. Спасибо, что поговорила с ней.

Чарли краснеет.

— Это комплимент, мистер Уэстин?

— Рэт, — говорю я. — Зови меня просто Рэт.

Ее глаза расширяются, а затем она начинает обмахиваться рукой словно веером, оглядывая пустую обеденную зону.

Начинается…

— Спокойно, сердце, неужели я только что заработала привилегию называть Вас по имени? Привилегия называть Вас по имени и комплимент… в моем дневнике будет очень много записей сегодня вечером.

— Ты всегда такая… эпатажная?

— Да, привыкайте. — Она подмигивает. — Боже, какая замечательная поездка, а

я-то думала, что поездка в Майами испортит мне все выходные. Но, похоже, мы сделали все задуманное и все равно будем дома к девяти, верно?

Я киваю.

— Да, так и будет. Нам необходимо проснуться через несколько часов, чтобы это произошло.

— Нам следовало уехать сразу после мероприятия.

— Пилот был недоступен, иначе мы бы так и сделали.

— Вы богаты. Бросаетесь деньгами, чтобы все было, как захочется.

Я качаю головой.

— Я так не делаю. Я уважаю расписание людей. Технически мы должны были пойти играть в гольф с мистером Фландерсоном и коллегами завтра, или, думаю, сегодня, поскольку сейчас два часа ночи, но я со всем уважением отказался, потому что тебе нужно домой.

Я делаю глоток воды.

— Подождите. — Она откладывает еду. — Вы изменили расписание ради меня?

— Я не такой мерзавец, как ты думаешь, Чарли.

— Я никогда не считала Вас мерзавцем, мистер Уэстин. Эм… Рэт. Я просто… Наверное, не знаю, что я думала.

Я бросаю салфетку на еду и встаю со стула. Логично, что она считает меня мерзавцем. Я не облегчил ей первую рабочую неделю. И все же сегодня она была невероятна. Ее способность предугадывать все мои потребности была просто невероятной, как будто мы работали вместе много лет. Хотя я был… Я был собой.

— Неважно. Я не добрый. Все осталось, как было. Сегодня ты была великолепна. Увидимся через несколько часов. Не опаздывай.

Я киваю ей на прощание и направляюсь в свою комнату, все это время разминая шею.

— Блядь, — пробормотал я.

Зачем я ей это сказал? Почему не мог остаться в стороне? Неприступным?

Возможно, потому, что не хочу, чтобы кто-то вроде Чарли считал меня засранцем.

Я хочу, чтобы она считала меня хорошим человеком.

Может быть, потому, что хочу, чтобы ей не было противно приходить на работу.

Потому что тогда она возненавидит меня.

Возможно, потому, что в глубине души я хочу, чтобы она увидела меня настоящего.

Только вот в прошлый раз, когда я сделал это — с Ванессой, — я наблюдал, как у меня забрали сердце, когда она уходит.

Глава десятая

ЧАРЛИ

Единственное, что поддерживает меня сейчас, — ощущение зубной пасты у меня во рту, и подарок, который я сунула в портфель Рэта сегодня утром, пока он не видел.

Если бы не эти две вещи, пилоты и стюардесса прямо сейчас соскребали бы мое смертельно уставшее тело с летного поля одной из этих гигантских лопаток для пиццы.

Прошлой ночью я совершенно не выспалась, и виной тому Рэт Уэстин.

Я собираюсь на секунду стать девчонкой, потому что, как же иначе, но… О, БОЖЕ! Он изменил свое расписание ради меня, чтобы я могла пойти на поздний завтрак в честь дня рождения бабушки. Он отказался от приглашения на гольф, чтобы я могла лично вручить бабушке открытку с надписью: «У тебя обвисшая грудь? Да», написанную самым красивым почерком, который я когда-либо создавала. И он не стал меня за это ругать.

Даже мистер Дэнверс не был таким милым. Он очень извинялся, если расписание не совпадало, но работа всегда была на первом месте, поэтому он позаботился о том, чтобы я была на мероприятии.

Я ворочалась в постели, пытаясь понять, с кем разговаривала прошлой ночью. С человеком, который не верил, что деньги могут изменить расписание пилота. Он считал, что всю неделю вел себя как мудак, и, возможно, так оно и было на самом деле. Он ни разу не сказал «спасибо» и не поблагодарил за те многочисленные достижения, которых я добилась. Ни разу не попросил вежливо, а просто требовал выполнения своих просьб. Засранец? Возможно. Но он сделал маленький жест, который для меня оказался не таким уж и маленьким. Ренита искренне хвалила Рэта во время нашей встречи, и я наконец-то поняла, что она имела в виду. Его друзьям повезло. Джулии повезло. Потому что,

по-моему, они единственные, кто видит, как много в этом человеке на самом деле

доброты. Он хороший парень, но скрывается за суровой внешностью.

Сказать, что его признание потрясло меня, было бы преуменьшением, потому что теперь Рэт Уэстин заполучил частичку моего сердца.

Забрасываю