Мечтал ли он оторвать ей голову? Возможно. Но ему и так слишком много проблем надо было решать каждый день, с перерывом на тревожный сон и борьбу с ее припадками. Понимала ли Нина, что ее власть не вечна? Сложно сказать. Но что-то собиралось у них над головами и на горизонте. Они были невнимательны к будущему, и зря.

Но сейчас, лежа в одиночестве на широкой кровати, Егор блаженствовал. Да, это было неправильно, да, наверное, уйти надо было ему, а ей остаться. Возможно, надо было что-то сделать или, напротив, от чего-то удержаться. Ведь где-то там, между ее истериками и его растущей злостью, все еще оставалась она, его забавная, веселая и заботливая Нина. Все может быть. Но она так и не добилась своего, не сделала из него идеального сверхчеловека. Бросила дело на полпути и дезертировала. Ну и поделом ей.

От него много ждали в другой кровати, но он не спешил туда перебираться. Егор не мог позволить себе еще одну ошибку, не убедившись окончательно, что эта самая другая постель — именно то место, где он хочет оставаться. Оказалось, не так уж плохо болтаться между. Обещать здесь, морочить там. Он понимал, что вел себя, как хитрый лис, но не мог и не хотел остановиться.

Егор дотянулся до телефона, позвонил и отменил одну встречу. Потом подумал, набрал еще раз и извинился перед Альбертом. Не в этот раз. Не могу. Потом. Позже. Егор обнял подушку и только что не застонал от удовольствия. И пусть по квартире не расползался запах кофе и яичницы, ему было все равно. Внизу в кафе подавали все то же самое, молча, за деньги и с улыбками. Его это устраивало.

* * *

Из книги Киплинга, которую она когда-то брала в их очередную поездку в Питер, выпали фотографии, заложенные между страницами. Нина отложила тряпку, подобрала снимки и уселась на диван.

Стояло лето, они гуляли по городу и в одном из дворов-колодцев заметили кошачью семью, гревшуюся на солнце. Таких разбойников было еще поискать. Нина достала фотоаппарат и принялась снимать парочку. Облезлые, драные, плешивые, настоящие хозяева улиц и короли подворотен. Кошка была беременна. Серая, тощая, с пузом, она лежала, развалясь. Ее дружок сидел рядом. Бомжацкая идиллия. Он то с нежностью поглядывал на беременную подругу, то принимался неистово вылизывать свою грязную спину. Ухо порвано, один глаз, похоже, выбит, рыжая шерсть клочьями — красавец! Внезапно он насторожился. По краю двора, стараясь держаться в тени, приближался третий лишний — откормленный, здоровый, черный котяра. Кошка и ухом не повела, продолжая жмуриться на солнце, но ее рыжий друг переполошился. Вскочил, угрожающе выгнул спину и пружинистой походкой немного боком направился в сторону соперника. От страха и ненависти ко всему сытому и домашнему его шерсть стояла торчком, и теперь он напоминал ободранную шаровую молнию, неуклонно приближавшуюся к цели. Черный враг замер. Столкновение было неизбежно. Даже кошка отвлеклась от своих грез и рассеянно следила за происходящим.

Коты сошлись. Преимущество гостя было несомненным. Он был крупнее, моложе, здоровее и сильнее рыжего голодранца. Захватчик изготовился атаковать будущего отца, но тому было что терять. С победным криком он взмыл в воздух, норовя вцепиться буржую в нос, тот зашипел и вскинулся на задние лапы, кровь должна была пролиться, но внезапно где-то наверху бухнула форточка, и от резкого звука котов как ветром сдуло. Егор и Нина и глазом моргнуть не успели, как двор опустел. Даже беременная исчезла словно по волшебству.

Тут же неподалеку в мастерской они напечатали фотографии разбойного семейства. Обоим очень нравилась эта подборка. История в картинках, с характерами, сюжетом и открытым финалом. Идиллия, интрига, захватчик, острие атаки, кульминация и — пустой двор на последнем снимке. Но еще больше им нравилось наблюдать, как вытягивались лица знакомых при виде этой черно-белой хроники. Мало кто понимал толк в подобных радостях, но Егору с Ниной было все равно.

Она убрала фотографии обратно в «Книгу джунглей». Ее удивляло, как порой безжалостен и суров Егор бывал к людям и как отзывчив и нежен к блохастым тварям. Она читала Шукшина и помнила, что деспоты слезливы, но Егор не был деспотом, он был ее мечтой. А у мечты не бывает изъянов. Егор мог покормить и оказать посильную помощь животному, не раз привозил покалеченных бродяг к знакомому ветеринару, но никогда не бросался их ласкать и гладить. Когда однажды Нина спросила, почему, он ответил: «Нельзя давать ложную надежду». Что ж, он был прав. Она всегда принималась тискать бездомного щенка, желая хоть чем-то скрасить пару минут его жизни, а потом с тяжелым сердцем старалась оторваться от несчастного животного, поверившего в новую счастливую жизнь. Нельзя давать ложную надежду. Можешь взять с собой — возьми. Не можешь — найди в себе силы пройти мимо. Мир Егора порой бывал жесток. Но в своей жестокости в конечном счете гуманен.

А теперь то ли его гуманизм, то ли ее дурной характер отправили ее в никуда. В разлом, в щель между старой и новой жизнью. И даже если она сама забралась сюда, скрываясь от грядущих разрушений, спокойнее и радостнее на душе от этого не становилось.

Медленно, словно под гипнозом, Нина поставила книгу на место. Она как будто была привязана. Посажена на цепь. Наказана. В качестве исправительных работ она сегодня разбирала книги, завтра ей предстояло разбирать столовые приборы.

Невидимый инквизитор приводил приговор в исполнение. Она уже догадывалась, что сама подписала все обвинительные бумаги.

* * *

Самолет снижался. Через несколько минут он должен был сесть в Тегеле. Егор проснулся и, как мог, потянулся в кресле. Выглянул в иллюминатор. Небо над Берлином. Уже виднелся шпиль телебашни на Александерплац. Егор встречался с продюсером немецкого телеканала, у которого они выкупили права показа грандиозного танцевального шоу. Вскоре должны были начаться съемки в его павильонах, надо было кое-что уточнить и подписать. Ганс или Гюнтер — Егор все время забывал имя — ждал на телецентре. После встречи можно было вернуться ночным рейсом, но Егор решил задержаться до утра. Прилетит завтра днем, ничего страшного.

Он не стал брать такси, на выходе под парами уже стоял 109-й автобус. Через двадцать минут он был в районе Шарлоттенбурга и, удаляясь от Кудама, зашагал в сторону знакомой улицы. Там в старом берлинском пансионе его ждал знакомый номер. Они немного поболтали с хозяйкой, симпатичной блондинкой. Ее муж вечно в делах носился по городу, а она скучала в бюро, дожидаясь с ключами гостей и решая проблемы в пансионе. Егор пожаловался на погоду в Москве, узнал, что итальянский ресторан на углу закрыли, три брата-сицилийца окончательно разругались и продали бизнес. Они посетовали на цены и жизнь, Егор взял ключ, раскланялся и направился к себе. Спасибо, она ничего не спросила про жену. Может, что-то почувствовала? Хотя ей-то какое было дело. Егор посмотрел на часы. Еще оставалось время принять душ и перекусить в кафе где-нибудь неподалеку.

Медленно и осторожно, словно в номере скрывалась опасная змея, он вошел внутрь. Нины там не было и быть не могло, но он все равно входил украдкой, поджав хвост. Казалось, они здесь провели полжизни. Большое окно выходило во внутренний двор. В центре стоял огромный каштан в четыре этажа ростом. Весной он обрастал пирамидками соцветий, вокруг него вились птицы всех мастей и по утрам надсадно кричали горлицы. Сейчас каштан спал, дожидаясь тепла и света.