— Нина! — крикнул он в голос, понимая, что она ничего не услышит из-за стекла.

Но она все-таки обернулась. Дошла до разделительной полосы на середине дороги и посмотрела назад, прямо на него. Хихиканье и клекот раздались у Егора за спиной. В уши ударил гул переполненного ресторана.

Это была не Нина. Незнакомая девушка невидящим взглядом смотрела в сторону освещенных витрин. Егор опустился на стул. Казалось, он проглотил острый предмет и тот царапает ему горло. Старуха смеялась. По всему ресторану разносилось злорадное карканье. Близняшки подхихикивали, официант прыскал в кулак. Егор оставил деньги на столе и вышел в город. Нины здесь не было. Он набрал ее номер и долго ждал ответа. Безрезультатно. Никто не подошел к телефону. Ее словно нигде не было. Егор направился в сторону гостиницы. Шекспир сказал, что ад пуст. Он был прав. Похоже, все демоны и правда шныряли здесь.

* * *

Опьянела Нина мгновенно. Три рюмки красного пойла, и голова пошла кругом. Уютным было само название — «клюквенная наливка». Что-то из дачно-домашне-детского, из бабушкиных запасов, закрученных банок, теплых углов. И пузатые рюмки были такие красивые, и алая жидкость веселила глаз, но на вкус это оказался чистый спирт с сахаром. Нина уже после первой поняла, что надо остановиться, но словно для закрепления материала одну за другой опрокинула еще две стопки.

И как-то вдруг голоса и звон посуды слились в равномерное гудение, люди зажужжали, обращаясь друг к другу, и Нина ничуть не удивилась, когда из-за угла вдруг появилась огромная пчела. Потряхивая бесполезными в сущности крыльями, насекомое деловито проследовало между столами и скрылось из виду. Нина посмотрела на наливку, понюхала пустую рюмку, покачала головой. Выпила воды. Посидела. Подождала. Лучше не стало. Теперь уже два насекомых, преследуя друг друга, пересекали помещение, третье промелькнуло в стороне. «На каких ягодах была та наливка?» — запоздало подумала Нина. Однако больше исполинских пчел ее смущало то, что никто из посетителей при виде них не выражал ни страха, ни удивления. Более того, некоторые вступали в разговоры с насекомыми. Они общались и, похоже, хорошо понимали друг друга, а один посетитель даже игриво ущипнул пчелу за пузико, вызвав приступ гомерического смеха за столом и явно польстив пчеле. Раскланявшись, она отжужжала куда-то в сторону.

Нина как-то набекрень улыбнулась приятелю. Он рассказывал ей историю, но то ли сам был сильно пьян, то ли у Нины от наливки сбились все скорости и ей казалось, что прошло много лет с того момента, как он начал. Она старалась быть вежливой, кивала, улыбалась, поскольку вроде бы история выходила смешной, но чувствовала, что мир сворачивается вокруг нее в воронку, и подозревала, что сопротивляться бесполезно. Вероятно, сошлось все — усталость от дороги, от прогулки, от медовухи, от наливки, от обиды на Егора, на себя, на нелепое падение перед церковью.

Да что тут было подсчитывать, она опять сбежала. Зачем? В поисках чего? Ничего ведь не изменилось. Она не изменилась. Ни одна из ее печалей не была закреплена снаружи. Все сидели на своих местах внутри. Она уехала, самолет слегка накренился на одно крыло, и печали сместились от центра немного в сторону. Надо было грохнуть весь лайнер, чтобы избавиться от груза. Но это было бы слишком. Егор, Егор, черт тебя подери, как отвязаться от тебя, когда ты сидишь не где-то там в креслах, а в самой голове?!

Нина перестала делать вид, что слушает соседа и потянулась к сумке. Ей надо было найти телефон, позвонить Егору, поговорить, неважно как, о чем, зачем, но выкрутить этот слезный болт из горла или забить его уже внутрь до самых легких.

— Вам повторить? — неожиданно ясно и звонко раздалось у нее над ухом.

— Матерь Божья… — Нина откинулась на спинку стула.

Исполинская пчела-пришелец настигла ее и, шевеля антеннами на голове, нависала сверху.

— Повторить? — девичьим голосом переспрашивала она, крутя пустую рюмку у Нины перед глазами.

Это было уже слишком. Весь ресторан смотрел на нее и ждал, что она ответит насекомому. Нина подхватила сумку и, не разбирая дороги, понеслась к выходу. Номерок, пальто, шапка, гардероб, дверь — она наконец вырвалась, отбежала, перевела дух и остановилась. Рассмотрела вывеску заведения. Ну, понятно, понятно, что в ресторане «Улей» логично переодеть официанток в костюмы пчел. Она сама раскачивала эту лодку, сама придумывала страхи и раздавала им имена.

В сумке завалялась пачка сигарет. Нина курила мало и редко, но тут достала одну. Прикурила и принюхалась, показалась, у сигареты странный запах и вкус. Внезапно развеселясь, Нина почти вприпрыжку направилась по утоптанной тропинке в сторону жилых корпусов. Земля вдруг сжалась в кулачок — маленький мультипликационный шарик, на одной стороне которого прицепился ресторан, на другой — спальный терем, Нина пританцовывала посередине, а в темно-синем небе над головой светила слегка подкушенная сбоку луна. Безвестная труба выпустила пышный хвост дыма в темное небо. И такая лихая хмельная радость охватила ее, что Нина словно по воздуху полетела над землей.

«Да гори оно все синем пламенем!» — пронеслось в голове. «Я же все равно изведу тебя, и не со зла, как тебе хотелось бы, а от радости, от неизвестной тебе радости, которая сильнее всех твоих чар!» — Нина взвизгнула и подпрыгнула на месте. Она любила эти короткие моменты шального счастья. Любила эту задорную кривую луну, это ночное затишье, этот снег с блеском фальшивой драгоценной крошки. С победным криком она разбежалась и кувырком влетела в сугроб.

Телефон выпал из сумки и метнулся куда-то в сторону. Он еще долго призывно звонил, но некому было ответить. В ночи, в сугробе, на краю земли Нина лежала, раскинув руки, и слушала, как шевелится трава под снегом. Ей казалось, кровь вытекает из проломленной головы и спешит смешаться с землей, травой, луной, жизнью и смертью.

Прошла вечность. Телефон, наконец, смолк, Нина попробовала подняться, но с первого раза не получилось. Откуда ей было знать, что нежного снега в сугробе было сантиметра полтора, а под ним — броня окрепшего в череде оттепелей и заморозков льда. Когда Нина, наконец, собралась с силами, подтянула руки, ноги, встала и осмотрелась, она обнаружила глубокий круглый пролом в сугробе. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это не ядро прилетело невесть откуда, это ее собственная голова отпечаталась в снегу. Хорошо, хоть кровавого следа не осталось.

Судьба или что там, била ее, как рыбу об лед. То у церкви, то теперь здесь. Нина со стоном подобрала телефон и побрела прочь. Возможно, у нее было небольшое сотрясение, ее слегка мутило, и во рту оставался неприятный привкус. Хотя два последних симптома можно было списать и на три рюмки наливки. Вот такая арифметика. Такой день.

В номере она рассеянно почистила зубы и не выключила электрическую зубную щетку. Та так и осталась стоять на раковине, издавая ровное тихое жужжание. Всю ночь Нине снились пчелы. И только под утро, когда батареи сели и щетка умерла, приснился Егор.

* * *

Прошла неделя.

Увязая колесами в московской зимней трясине, машина Егора пробиралась в сторону Таганки. У Нины там была берлога, филиал цирка шапито, дом курьезов и вечного беспорядка, с которым она всегда тщетно пыталась справиться. Но сегодня Егор с опасением углублялся в знакомый район.