— Летиция из рода де Молино останется в резиденции своих предков и не покинет ее, пока не получит дозволения властей и главы рода! — голос брат, вдруг ставший пронзительным, как полковая труба, и тяжелым, будто гробовая плита, рокотал под сводами дома де Молино, и стены отзывались ему тягучей дрожью. — В чем ручаюсь, я, Тристан, лорд де Молино, естественный глава рода, защитник и покровитель! Все ли слышали волю мою?

— Слышииим! — вздохнуло море вдалеке. И деревья в саду. И стены дома. И гравий на дорожке. И Костас. И Марита. И… и я.

— Исполнять! — громыхнуло громовым раскатом.

Мгновение стояла оглушительная тишина — лишь искры трещали пронзительно, как цикады в саду. Свечение вокруг Тристана начало медленно гаснуть, а темный силуэт, наоборот, набирать красок, из пятна непроницаемой мглы превращаясь в человеческую фигуру. Искры под потолком рассыпались беззвучным фейерверком, а потом медленно и тихо отворились окна. Внутрь деликатно вползли сумерки.

— Мнеэ-э-э… — только и смог протянуть бедняга Баррака.

Я лишь тихонько вздохнула. Каким бы сложным ни было мое настоящее, аристократического прошлого достаточно, чтоб понимать, когда сделать уже ничего нельзя и остается лишь одно — держаться с достоинством.

— Мои вещи. Завтра с утра. Надеюсь, ночи вам хватит, чтоб завершить все проверки. — напомнила инспектору я. — Кузен Улаф… Благодарю за заботу, если бы не вы…

— Если бы не вы, меня и моих людей бы сожрали. — отрезал он. — Я слишком высоко ценю свою и их жизни, чтоб считать ценой благодарности разговор с полицией, и прогулку в экипаже!

Я кивнула: ответ был ожидаемым, но приятным, а благодарить дальше означало намекать, что северянин ценит свою жизнь слишком дорого.

— Тогда жду вас к завтраку! Вместе с Гюрзой, Ка Хонгом и всеми, кто захочет повидаться!

— Она что теперь: будет приглашать в наш дом гостей? — прошептала Марита.

— Если уж брат так хочет, чтоб я осталась здесь, что правом главы рода запер меня в четырех стенах, то по закону должен заботиться о моих нуждах. — хмыкнула я. — А я очень, очень нуждаюсь в друзьях.

У Мариты вытянулось лицо. Занятно… Она хоть и купеческая дочь, но неужели за годы брака так и не разобралась в родовом праве?

— Зачем же в стенах… По поместью можешь гулять… Оно же тоже — резиденция…

Тристан был смущен и раздосадован: то ли тем, что сделал, то ли тем, что ни запереть меня в комнате, ни тем более прикопать под кустом не получится — завтра сюда явится и полиция с моими вещами, и армия с благодарностью за спасение.

— Ну милочка, ведите! Где тут теперь моя комната? — скомандовала я выглядывающей из-за перил бледной горничной.

И пошагала вверх по лестнице. Мимо вжавшейся в стену Мариты. Мимо брата, метнувшегося с моей дороги так стремительно, что чуть через перила не перелетел! Поднималась по с детства знакомым ступенькам, и вспоминала, как у отца с мамой, особенно если вдвоем, не искры, а целые световые ленты из ореола разлетались, а ГОЛОС гремел так, что барабанные перепонки лопались! Тристану родовой алтарь отзывался откровенно слабо.

А комнату для меня не приготовили.

Горничная вставила ключ в замок. Из распахнутой двери дохнуло застоявшимся воздухом, и запахом прели — будто в комнате ворох мокрых тряпок забыли. Примерно месяц назад. Там они и сгнили. Осветительный шар под потолком не вспыхнул, как положено, а начал медленно разгораться, щелкая, и то и дело затухая, словно раздумывая, а не погаснуть ли совсем. Я остановилась на пороге, оглядывая скудно обставленную комнатушку и демонстративно зажимая нос. Щадить самолюбие дорогой невестки было бы напрасной и вредной благотворительностью.

— Откройте окна, Тита! — из-за спины отрывисто бросила Марита. — И поторопитесь, пока наша дорогая Летиция не посчитала вас копушей… с высоты собственного опыта. Шутка ли, в столичном особняке служить. Там горничных муштруют не в пример нашей провинции — чуть где пыль найдут, сразу оплеуха! Верно… дорогая?

Я медленно обернулась.

Марита впилась взглядом мне в лицо, словно надеясь найти на нем следы всех полученных мною в жизни оплеух.

— Раз даже Марита знает, что я — горничная…

Возившаяся с наглухо запечатанными ставнями Тита покосилась на меня и насторожила уши.

— Что значит — даже… — Марита вскинулась как конь, заслышавший боевую трубу. Как кобыла. Ну правда, есть в ней что-то лошадиное — в изгибе шеи, в вытянутой физиономии… Или я просто не люблю Мариту?

— То мастер О’Тул с вами связывался и что я приезжаю — сообщил. — продолжала я, переводя взгляд на переминающегося рядом с ней брата. Вся величественность, окутавшая его при обращении к алтарю, свалилась, как упавший с плеч плащ — теперь это был обычный немолодой мужчина с брюшком и плешкой, похожий и одновременно не похожий на того брата, которого я помнила. — Но меня даже не встретили. — я горестно покачала головой.

— Я отправил коляску. В Мадронгу. Заранее. Мы же не знали каким именно поездом ты приедешь. — проворчал брат. И с упреком добавил. — Но ты не приехала!

— Вместе с поездом. — теперь я покивала — для разнообразия. — А выяснять и разыскивать вы не стали.

Род де Молино, конечно, не самый значимый на юге, но и не из последних. Начни Тристан меня искать, это изрядно облегчило бы мне жизнь. Уж точно избавило бы от неприятных минут в обществе Барраки и Зарембы.

— Неужели нельзя предоставить моей сестре что-то… поприличнее? — вместо ответа брат накинулся на Мариту. — Вы же готовили сегодня какие-то комнаты — недаром весь день пыль столбом!

— Комнаты — для гостей! — Мариту откровенно перекосило. Похоже, брат нечасто выводит ее в свет — совсем не умеет держать лицо. Или просто не считает нужным со мной?

— Да-да, Летиция — член семьи! — поторопился сгладить неловкость Тристан.

Мариту перекосило еще больше. Горничная принялась перетряхивать постель. Кажется, у нее даже чепчик шевелился от желания не упустить ни слова из господского скандала.

— Семьи — сомневаюсь… — я задумчиво уставилась на желтую от старости простынь. — А вот рода — несомненно. Раз ты смог воздействовать на меня через алтарь.

— Тита! — Марита взвизгнула так, что напуганная горничная выронила простыню. — Выйди вон!

— Леди, но я… — Тита растянула на руках еще не перестеленную простынь.

— Пошла вон! — рявкнула Марита и уже сквозь зубы процедила. — Дорогая Летиция сама справится, она умеет…

Горничная торопливо присела в книксене и вылетела вон, напоследок одарив меня очередным любопытным взглядом.

Марита обернулась ко мне и лицо ее стало откровенно страшным.

— Изззздеваешшшься? — прошипела она. — Радуешься, что я так и не вошла в род? Потому что мой ребенок… мой мальчик… умер, едва успев родиться! Что же ты за дрянь такая, ты… — она вдруг слепо кинулась на меня, норовя достать ногтями глаза.