Яковлев вполне заслужил этот «титул» – думаю, он был наиболее близким к Горбачеву человеком, и многое в политике этих шести лет рождалось, как мне кажется, из интеллектуального взаимодействия этих двух политических деятелей, ну и, конечно же, еще десятка близких к ним людей…

Надо также иметь в виду, что при всей близости к Горбачеву Яковлев не утрачивал интеллектуальной и политической самостоятельности, что, естественно, вело к различиям политических, культурных и чисто личностных, человеческих оценок. Но не в главном, не в том, что касалось стратегии, да в основном и тактики перестройки. Горбачев и его политика собрали и сплотили группу незаурядных по своим умственным и нравственным качествам людей.

Это была – и по своим умственным данным, и по нравственности, и по способностям – группа самых сильных руководителей за всю историю не только XX века, но и за всю историю нашей страны!

А когда времена изменились, Яковлев занял скромное, но благородное место председателя общества «Мемориал», занятого реабилитацией невинно осужденных, восстановлением их добрых имен и безупречных репутаций.

Яковлев, что тоже редкость, практически всю жизнь, проработав в аппарате, не позволил аппаратным нравам подвергнуть порче свой нрав и свой характер. В памяти товарищей он навсегда останется образцом чести, ума и справедливости.

* * *

Мне приходилось слышать в адрес Яковлева упреки: вот, мол, долгое время был ортодоксом, одним из главных пропагандистов коммунизма, а потом стал активнейшим критиком советских и коммунистических нравов и порядков.

Я не могу считать такие упреки справедливыми. У Яковлева, как и у всего народа, глаза на правду о советской эпохе, Сталине и коммунизме открывались постепенно. Сначала ХХ съезд и речь Хрущева о культе личности. Потом все больше людей, знавших и рассказывавших правду, и все больше документов из ранее секретных архивов, которые становились доступными все более широкому кругу людей, о жертвах массовых репрессий, а уж особенно Яковлеву, занимавшемуся их реабилитацией.

Что же, он должен был закрывать глаза на то, что видел и узнавал? Он был честным человеком и говорил правду о картине прошлого и настоящего, постепенно все яснее раскрывавшейся перед его глазами.

Можно только сожалеть, что внезапная смерть Яковлева не позволила довести до конца начатое им благородное и для тысяч и тысяч людей жизненно важное дело.

Эра Горбачева» для людей моего, да и не только моего поколения была периодом, когда мы впервые вздохнули по-настоящему свободно, вздохнули полной грудью, с верой, что оставшиеся (а их было еще немало) трудности удастся преодолеть и нормальное, приличное, более счастливое и благополучное будущее станет возможным.

Нельзя сказать, что приход к руководству Ельцина был воспринят обществом недоброжелательно, как грозящий ухудшениями и бедами. Ельцин – в основном благодаря своим собственным заслугам, в частности во время августовского путча 1991 года, а отчасти благодаря, как уже отмечалось, ненамеренной помощи М.С. Горбачева, проще говоря ошибок последнего, был встречен как продолжатель демократических перемен и реформатор. Но вскоре выяснилось, что смена лидера в данном случае сопровождалась сменой не только политического стиля, но и многих основ политики.

Отвлекаясь, хотел бы повторить, что почти о каждом лидере нашей страны можно сказать: руководителем партии и государства он стал в какой-то мере случайно. Вообще-то роль случая здесь в принципе исключать нельзя, и не только когда речь идет о нашей стране, но и о любой другой. Зрелость политической системы во многом определяется как раз тем, что она сводит эту роль случая к минимуму, равно как и последствия случайностей, то есть их воздействие на политику, а нередко и на судьбы государства.

В целом каждый политический строй создает систему, которая отбирает, воспитывает и продвигает в число лидеров людей, отвечающих потребностям этого строя. Советский строй не был исключением. Ему были нужны лидеры, не только верные его идеологии (правда, не обязательно грамотные в ее теоретических основах, философии, экономических, политических и социальных воззрениях), но и достаточно жестокие и безжалостные, чтобы держать огромную, почти всегда неблагополучную, полную проблем и противоречий страну под твердым контролем. В силу ряда исторических причин эта сторона политики и власти была у нас традиционно гипертрофирована. Но по мере перемен – экономических, политических и социальных – выпестованные этой сложившейся в мрачные времена системой руководители, как уже состоявшиеся, так и потенциальные, становятся все менее пригодными для выполнения каких бы то ни было общественно необходимых и полезных функций и заботятся лишь о самосохранении и самообогащении.

* * *

На этом окончу короткий экскурс в сферу общих проблем. Что касается прихода к власти Ельцина, то его было бы нелепо объяснять лишь одной игрой случая, хотя и он определенную роль сыграл.

К концу лета 1991 года Б.Н. Ельцин не только выдвинулся в число лидеров, но своим смелым поведением во время августовского путча завоевал место в истории страны, помог избежать еще одного постыдного и губительного поворота, пусть даже и кратковременного. Я себе просто не представляю, кто, кроме него, мог бы в тот момент сыграть роль смелого и твердого руководителя политических сил, противостоящих путчистам, лишить их решимости пустить в ход военную силу.

Собственно, путчисты, ненавидя Горбачева, едва ли относились лучше к Ельцину. Но объективно они сыграли ему на руку, расчистили дорогу к власти, подорвав авторитет Горбачева, убрав главное препятствие, преграждавшее Ельцину путь наверх. Наверное, было здесь и немало византийских, дворцовых интриг: я, например, просто не понимал причин поспешной амнистии путчистов, кроме той, что Ельцин и пришедшие с ним к власти люди не хотели настоящего расследования антигорбачевского заговора. Меж тем не исключаю и того, что при этом могли раскрыться вещи, отнюдь не выгодные Б.Н. Ельцину.

Но, как бы то ни было, в дни путча страна, народ увидел в Ельцине человека, не дрогнувшего перед наводнившими улицы Москвы танками, бронетранспортерами и солдатами, равно как и перед угрозами штурмовать или бомбить Белый дом. Однако очень скоро все кончилось, путчисты позорно провалились и были препровождены в тюрьму. Горбачев вернулся в Москву.

Знал ли Ельцин, что делать дальше, думал ли он вообще об этом, исключая его несомненное желание отстранить от власти Горбачева? На сей счет у меня были и остаются серьезные сомнения. Я помню первую встречу с ним после путча, когда я решился сказать, что, надеюсь, он понимает, насколько радикально изменилась обстановка, и сейчас пора «слезать с танка», с которого он в разгар путча произнес смелую и важную речь. Пришло время вернуться в кабинет, сесть за письменный стол и заняться делами, может быть, более скучными, но в данный момент крайне важными. И, что особенно существенно, окружить себя людьми, которые могут помочь в решении этих будничных дел, настоящими специалистами, хотя, может быть, они и не мастера говорить зажигательные речи на массовых митингах на площадях.