– Да, Рэй. Очень.

Он подался поближе к Рэю, и Рэй стал показывать свою коллекцию.

В тот вечер он не видел Дженнифер Мьюборн за окном. Не видел круглого белого лица, прильнувшего к одному из нижних стекол. Но в какой-то миг Рэю показалось, будто оно возникло вдруг на периферии зрения, и он вздрогнул. Доставая из кейса пуговицы Филипа Хартли, он резко повернул голову влево, обмирая от ужаса, и глубоко, очень глубоко вздохнул, когда лицо Дженнифер исчезло. Мартини, как он и опасался, ударило в голову.

– Все в порядке, Рэй? – Питер положил ладонь ему на плечо и на мгновение задержал там.

– Да, все в полном порядке. – Он чувствовал приятную тяжесть руки на своем плече. – Мне показалось… но нет, ничего такого.

– Выпьете еще мартини?

– Наверное, не стоит, – сказал Рэй.

– Так «да» или «нет»?

– Спасибо, – сказал Рэй, отдавая бокал Питеру.

Когда Питер вышел из комнаты, Рэй украдкой взглянул на окно: никого. Просто игра света и тени, подумал он. Или плод воображения, служащий наглядным подтверждением того, насколько Дженнифер Мьюборн отличается от человека, с которым он сейчас разговаривает, и насколько доверительнее он относится к нему, чем к ней. Хотя они с Дженнифер были знакомы уже почти два года, по мнению Рэя, их знакомство носило случайный и поверхностный характер – так человек знает название улицы, по которой часто проходит. Конечно, его влекло к ней. Почему бы и нет? Она привлекательная женщина. Одно время он даже задавался вопросом, а не получится ли у них что-нибудь когда-нибудь. Но потом они начали «встречаться», и в конечном счете он потерпел Фиаско. Просто не суждено. Они знали свои роли и играли их: я мужчина, ты женщина. Мы разговариваем и смеемся, и между нами возникает близость, которая приводит к предопределенному судьбой фиаско. Рэй по-настоящему не участвовал в таких вот «встречах». Но делал вид, будто участвует, – обычная история, не правда ли?

Сегодня он не чувствовал необходимости притворяться. Хотя он общался с Питером в общей сложности пару часов, ему казалось, будто они знали друг друга всю жизнь. С ним Рэй чувствовал себя свободно – не то что с Дженнифер. Он был художником, он был мужчиной. Он интересовался пуговицами Рэя.

– За Филипа Хартли, – сказал Питер, вручая Рэю бокал. – И за всех Филипов Хартли.

– Да, да, тост! – воскликнул Рэй.

Они чокнулись и выпили. Мартини оказался замечательным напитком: он горячил и остужал одновременно. Две зеленые оливки с глухим стуком перекатывались на дне бокала. – А теперь, Питер… – сказал Рэй, чувствуя себя довольно глупо. – Закройте глаза.

Тот без малейшего колебания подчинился. Рэй еще раз взглянул на окно и, никого там не увидев, впился долгим взглядом в лицо Питера. Потом прочистил горло и сказал: – Теперь можете открыть.

Питер открыл глаза и увидел свою пуговицу, лежащую на протянутой ладони Рэя, – именно такую, какая подходила к потрепанной куртке. Питер завороженно смотрел на нее, охваченный благоговением, а потом растерянно потряс головой и медленно протянул руку. Он осторожно держал пуговицу в пальцах и рассматривал, словно невиданный бриллиант, поворачивая то так, то эдак, дивясь ее форме и красоте. Он приложил пуговицу к своей куртке.

– Это… это мечта становится явью, – сказал он.

И Рэй понял, что он думает об отце и готов расплакаться.

– Теперь нам осталось только пришить ее на место. – Рэй старался говорить повеселее.

– Может, вы попросите кого-нибудь в магазине аккуратно пришить? Завтра. Или послезавтра, когда у вас найдется время…

– Чепуха! – воскликнул Рэй, вставая с дивана настолько проворно, насколько мог в данных обстоятельствах, полупьяный и в одних носках. – Я сам пришью, причем сию же минуту!

– Нет, Рэй, пожалуйста…

– Я настаиваю, – сказал Рэй. – У меня где-то здесь есть иголка с ниткой. – Он вытащил иголку из кармана. – Ага, вот она. Теперь мне нужно только хорошее освещение… – Поскольку в гостиной было довольно темно.

– Если вы настаиваете… – Питер встал и провел Рэя в комнатушку, похожую на маленькую столовую. Там стояли прямоугольный дубовый столик и два стула. Над столиком висела большая красная лампа, которую он включил.

– Нормально?

– Отлично, – сказал Рэй, присаживаясь. Питер сел рядом – так близко, что они соприкоснулись коленями и потом соприкоснулись еще раз. «Какой маленький столик», – неотвязно вертелось в голове у Рэя.

– Право, в этом нет необходимости, – сказал Питер, наблюдая за ним.

– Мне хочется, – сказал Рэй. – Я люблю шить. Это занятие приводит меня в созерцательное настроение. Скажу вам одну вещь. – Он понизил голос до шепота. – Я всегда славился тем, что специально отрывал пуговицы от своих рубашек, чтобы всегда иметь возможность пришить одну-другую, когда почувствую такой позыв. Одинокой ночью.

– И сейчас вы чувствуете такой позыв?

– Да, – сказал Рэй, поднимая глаза и продолжая орудовать иголкой. Но вероятно, слишком энергично: проталкивая иголку вверх, он довольно глубоко проткнул безымянный палец и сразу же увидел, как из крохотного отверстия потекла тоненькая струйка крови, впитываясь в куртку Питера Бойлана. Большое красное пятно растеклось на том месте, где должна была находиться пуговица.

– Питер, – пролепетал он, – ваша куртка… Рэй с ужасом смотрел на него, ожидая вспышки гнева или, по крайней мере, проявлений негодования, печали – любого чувства, какое должен испытывать человек, когда пьяный портняжка пачкает кровью его самую любимую вещь.

– Моя куртка?– переспросил Питер. – Ваш палец! Покажите ваш палец!

Рэй вытянул палец. Питер взял руку Рэя. За спиной у него стояла коробка бумажных салфеток, и он взял одну и вытер кровь. Она стекала к основанию пальца и скапливалась там. Питер вытер все по возможности тщательно, но кровь продолжала течь из ранки, медленно, но безостановочно. – Здесь поможет только одно, – сказал Питер. И прежде чем он закончил фразу, Рэй понял, о чем он говорит; понял, что он делает, еще прежде, чем Питер поднес палец к губам и облизал. Он очень добр, подумал Рэй, очень добр. Именно так поступила бы мама. Но одновременно он осознал: «Нет! Он мне не мать, и такого не может быть». Он чувствовал горячие токи крови, бегущие сквозь тело: она кипела в жилах, струилась сквозь тело и вытекала из крохотной ранки на безымянном пальце в рот Питера. Рэй чувствовал горячие токи крови. И в данном случае наблюдалось известное движение – там, где он не хотел бы сейчас чувствовать никакого движения, ровным счетом никакого. Н o некоторые вещи человек просто не в силах контролировать. И это, подумал Рэй, самая главная вещь.

Рэй вытащил палец изо рта Питера и встал. Питера словно парализовало: глаза по-прежнему широко раскрыты, губы округлены, рука висит в воздухе.

– Мне пора идти, – сказал Рэй, роняя пуговицу и куртку на пол. – Извините, но я должен.