– Может, она просто голос не узнала? – возразила я. – Надо выяснить, был ли у нее какой-нибудь муж на самом деле.

– Позвони Зяме, расспроси милого брата о его экс-подруге, – желчно посоветовала Трошкина.

Я без возражений достала мобильник и позвонила братцу.

– Дюха, что за дела, мозги-то убежали! – обиженно пожаловался он.

Я было подумала, что Зяма иносказательно объявил себя сумасшедшим, и подивилась такой редкой объективности в самооценке, но братец добавил еще:

– Спрашивается, чего ради я надел пасхальные трусы с кроликом и побрызгался мужскими духами «Мечта монашенки»? Поберечь и полюбить мозговой центр не получилось. Наша подруга смылась из дома ни свет, ни заря!

– Пошла к заутрене! – хмыкнула я, покосившись на Трошкину.

Не подозревая, что стала предметом обсуждения, Алка рассеянно тянула через трубочку молочный коктейль.

– Зяма, снимай свои парадные кроличьи трусы и дуй сюда, мы ждем тебя в кафе на углу Зеленой и Передовиков Труда, – велела я беспутному братцу.

– Ты хочешь, чтобы я приехал без трусов? – живо заинтересовался он. – А зачем?

– В белье или без него, ты нам нужен как источник информации, – объяснила я. – Срочно!

– Побегу, как весенний ручей! – бодро прожурчал «источник» и отключился.

Дожидаясь его притока, я успела плотно отобедать. Алка же, у которой почему-то не было аппетита, даже коктейль свой не допила.

Зяма плюхнулся на стул, сцапал бокал, выхлебал половину моего сока, обмахнулся ладошкой, напоролся на мой возмущенный взгляд и сказал, оправдываясь:

– Извини, Дюха, я в печали!

– Еще раз так сделаешь, будешь не в печали, а в гипсе! – пригрозила я, отнимая у нахала свой напиток.

– Понял! – сказал братец и забрал стакан у Алки.

– А почему ты в печали, Зяма? – спросила безответная Трошкина.

Зяма закатил глаза и картинно схватился за голову:

– Потому что мне прислали…

– Повестку в милицию?! – дружно испугались мы с Алкой.

Довольный нашей реакцией, Зяма слегка улыбнулся, но тут же вновь изобразил страдание:

– Хуже! Не повестку к следователю, а приглашение на гей-парад! По электронке прислали. – Он поднял очи горе и с большим чувством вопросил то ли лазурные небеса, то ли футбольную парочку – Бэкхема с Рональдинью: – За что?! Чем я это заслужил? Я же никогда! Ни за что!

– А нечего было спрашивать на сайте эротоманов, где купить съедобные мужские трусы с ароматом ванили! – напомнила я.

– Так я же не для себя! – обиделся братец. – Я для Леночки!

– Леночка носила мужские трусы?!

– Носил я, – с достоинством ответил Зяма. – А она их дегустировала!

– Это не та Леночка, которую убили? – колко спросила уязвленная Трошкина.

Я понимала ее досаду. Как и я сама, Алка отродясь не едала чужого белья.

– Точно, та самая, – пригорюнился наш ловелас.

– С большими аппетитами была дамочка, что и говорить! – подытожила я. – Трусами питалась, любовников меняла, как перчатки!

– Галантерейщица! – ядовито прошипела Алка.

– Откуда ты знаешь? – Зяма посмотрел на нее с удивлением. – Леночка действительно в галантерейном магазине работала. Кружева продавала, ленточки всякие, бантики, тесемочки, лямочки…

Он плотоядно улыбнулся.

– Что еще вы, Казимир Борисович, знаете о своей покойной подруге? – строго, как следователь, спросила я, голосом особо выделив слово «покойной».

– Еще? Адрес знаю, телефоны, место работы – магазин «Белошвейка», а также массу интимных подробностей. Вас, вообще, что именно интересует?

– Паспортные данные, – коротко ответила Трошкина, не проявив видимого интереса к интимным секретам покойницы. – Муж у этой крали был?

– А был ли муж? – Зяма призадумался. – Хороший вопрос. Знаете, я им почему-то не задавался! Теперь понимаю, что это было упущение. Хм… Я не заметил в квартире явных примет постоянно проживающего мужчины, разве что безразмерный банный халат? Но он был нейтрального бежевого цвета, такой и мужчине и женщине подойдет.

– А тапки? – спросила я.

– А тапок в прихожей было, как в музее! На все ноги! – Зяма с беспокойством оглядел наши хмурые лица (мое, Алкино, Бэкхема и Рональдинью) и спросил: – Хотите сказать, нужно побольше узнать о Леночке, да? Так я это сделаю.

– Лучше поздно, чем никогда! – фыркнула Трошкина.

– Как ты это сделаешь, Зямка? – заволновалась я. – Тебе в тот дом лучше не соваться, там и без тебя сейчас есть желающие задавать вопросы! Не ровен час, столкнешься с настоящими сыщиками, вызовешь подозрения.

– А я в тот дом не пойду, я пойду в другой! – широко улыбнулся братец. – У Леночки была подруга Илиада Кристиди, она что-то говорила о ней, и я запомнил знойное имя. Думаю, не составит большого труда найти эту особу в картотеке адресного бюро. Я с ней познакомлюсь и между делом расспрошу о Леночке!

Он отодвинул стул и встал из-за стола. Бедняга Алка не сдержала тяжкого вздоха. Ей, как и мне, без объяснений было понятно, какого рода делом займется Зяма со своей новой знакомой.

– Держи нас в курсе дела, – сказала я подскочившему братцу.

Трошкина послала мне укоризненный взгляд.

– То есть сообщи, если что-то узнаешь, – поправилась я.

– Будет сделано! – Зяма козырнул и умчался прочь.

Алка злобно закусила трубочку, уткнулась в стакан и забурчала остатками молочного коктейля. Я не придумала, чем ее утешить. Затянувшуюся паузу очень кстати нарушил телефонный звонок. Я с готовностью прилепила трубку мобильника к уху и услышала звонкий голос Катерины:

– Инка, ты где? Живо двигай в контору! У нас отличные новости! – на этом коллега сочла возможным свернуть разговор.

– Едем в офис «МБС», там нас ждут отличные новости! – передала я информацию Алке.

– Отличные от чего? – ворчливо поинтересовалась она, но пускать нюни и пузыри перестала и полезла за кошельком, чтобы расплатиться по счету – и за себя, и за меня.

Я не испытывала по этому поводу особых угрызений совести. В конце концов, если бы у меня было собственное овечье ранчо в Австралии, я бы тоже не жадничала. Я ведь даже своего единственного братца по имени Козий Мир готова отдать подружке с руками, ногами и золотым руном шевелюры!

С другой стороны, зачем Алке такое сомнительное счастье – беспутный Зяма? При случае обязательно надо задать подружке этот вопрос.

Еще во время короткого телефонного разговора мне показалось, что в голосе Катерины звучит радость, но я не поверила своим ощущениям, ибо не видела никакого повода для веселья. Однако в офисе действительно царило радостное оживление. Оно было нездоровым, так как имело своей причиной трагическое событие.