Ускорив шаг, Элита прошла к амбарам, где, укрываясь от дождя, расположилась большая часть поселенцев. Сквозь щели меж досками пробивались наружу отсветы фонарей, тишину то и дело тревожили взрывы хохота… Сведи вместе любых двух молодых парней, и в скором времени они непременно начнут, если не состязаться в остроумии, так мериться успехами у девиц или длиной пиписек.

Это Элита тоже примечала не раз и не два.

Индейца по имени Томас держали в соседней постройке, по сути – в сарайчике, темном и одиноком на вид. Засадил его туда Джим Бриджер, хозяин форта. Следовало бы ожидать, что мистер Бриджер пожалеет краснокожего мальчика, увидев, что он перенес, возвращаясь назад сам по себе, но нет, мистер Бриджер разозлился так, будто поймал Томаса за попыткой спалить весь свой форт. И даже отвесил ему пару затрещин, и бил бы дальше, не заступись за Томаса мистер Стэнтон. Выглядел мальчик тощим, тщедушным, только глаза блестят из-под длинных темных волос, но когда он поднял голову и встретился взглядом с Элитой, ей сразу же сделалось ясно: нет, он вовсе не тщедушен, не слаб. Огонек в глазах, упрямо сжатые зубы, пружинная гибкость мускулов поразили Элиту, будто удар нанесен не ему, а ей.

Индеец очень напоминал летнюю грозу, и хотя всякий другой назвал бы подобный поступок дурацким, ей захотелось помчаться навстречу этой грозе, чтоб капли дождя нежно (в этом она отчего-то не сомневалась) коснулись щек.

Подойдя ближе, Элита заглянула за угол. Сарай стерегли Уильям и Джордж, двое из сыновей дядюшки Джейкоба. Мальчишкам велели всего-навсего поднять тревогу, если Томас вздумает сбежать, однако двенадцатилетний Уильям и восьмилетний Джордж отнеслись к поручению предельно серьезно, вооружились палками и хлыстами. Но уж Элита-то знала, что избавиться от них легче легкого: в последнее время Уильям начал проявлять интерес к девчонкам – даже к собственным же кузинам, а Джордж увяжется за братцем, куда бы тот ни пошел.

Выходя из-за угла, Элита даже не потрудилась спрятать за спину узелок.

– Привет, – сказала она. – А там, у поилки для лошадей, Мэри Грейвс мыться затеяла. Разделась до панталон.

Этого оказалось достаточно. Мальчишки, забыв обо всем, умчались. Элита осталась с индейцем наедине. При мысли об этом кровь застучала в ушах. Толкнув узкую дверь, она постояла у порога, пока глаза не привыкли к темноте. Внутри пахло лежалым сеном и куриным пером.

– Эй?

Темнота оставалась ровной, недвижной, будто гладь озера.

– Я тут… я тут поесть тебе принесла.

В дальнем углу сарайчика что-то шевельнулось. Элита, не торопясь, моргнула, и из темноты навстречу ей выступил Томас. Близко он не подошел, остановился в потемках, глядя на нее с любопытством, но в то же время холодно. В груди у Элиты затрепетало.

– Меня зовут Элита Доннер, – сказала она, протягивая мальчику узелок. – Ты, наверное, проголодался?

Томас не шелохнулся. Положив узелок на тюк сена, Элита отступила назад. Долгую-долгую минуту спустя, Томас шагнул к узелку. Нет, не прыгнул, и красться, будто зверь дикий, не стал – с достоинством подошел ближе и аккуратно, ловко развязал платок. Держался он прямо, не хуже домашней учительницы.

– Печенье я сама испекла. Прихватила бы к нему и меду, но не сумела придумать, в чем принести…

Мальчишка принялся есть – неторопливо, вдумчиво, только дрожь пальцев и выдавала, насколько он голоден. При виде такой воспитанности Элите захотелось смущенно поежиться. Может быть, как-нибудь пригласить его на семейный ужин? На еде экономить ни отец, ни дядюшка Джейкоб не любят (со слугами – дело другое). Дома, на ферме, к воскресному ужину подавали куриное жаркое, оладьи, томленную в масле зеленую фасоль, свежий кукурузный хлеб, молоко со льда и ягоды со сливками на десерт.

Однако Элита знала: все это – пустые фантазии. Тамсен назвала Томаса грязным язычником. Одним из них ему не стать ни за что.

Но в эту минуту, глядя на него, Элита думала совсем иначе. Прервав еду, он поднял взгляд на нее. Глаза его оказались темны, словно два озерца. Но вот в них что-то блеснуло, и Элита разом смутилась, застеснявшись собственной бесцеремонности. Она настолько привыкла наблюдать за людьми, в то время как те ее не замечают, что устремленный на нее чужой взгляд не на шутку пугал.

Пугал… и в то же время казался просто чудесным.

Покраснев, Элита улыбнулась. Томас ответил на это легким кивком. Допив пиво (от заходившего ходуном кадыка Элита взгляд отвела), он вернул ей кружку и – в этом она была твердо уверена – едва заметно улыбнулся.

Этой награды ей оказалось вполне довольно.

Тем более что голоса в голове, пускай всего на минуту-другую, утихли.

Записка, прижатая камнем к верхушке огромного валуна, трепетала на ветру, словно белый флаг над сдающейся крепостью. Увидев ее, Стэнтон почувствовал, как и в его груди что-то трепещет в такт.

– «Путь впереди, – вслух прочел Доннер, – труднее, чем ожидалось. В каньон Уибер за нами не ходите. Лэнсфорд Гастингс, эсквайр».

Ветер трепал листок в руке Доннера, точно призрак, стремящийся выхватить, унести записку.

– Какого дьявола? Это еще как понимать? Я думал, он маршрут знает, – выпалил Кезеберг. – Как-никак собственным именем его назвал!

После отдыха в форте Бриджера умами партии овладели странные, непривычные настроения. Да, спутников вполне можно было понять: дикий инцидент с пленником Бриджера, рассказы мальчишки-пайюта по имени Томас… однако Стэнтона не оставляла тревога. Обоз балансировал на лезвии ножа. Что, если, оставшись без помощи Гастингса, поселенцы вскоре перегрызутся друг с другом? Казалось, общее раздражение сгущается, точно туман. Теперь-то каждому сделалось ясно: в этой гонке против них – само время.

Погода изменится, и очень скоро, хотя в эту минуту жара так изнурительна, что даже не верится, будто ей когда-нибудь настанет конец.

Взгляд Стэнтона скользнул по земле.

– Их след довольно отчетлив. Что бы он ни писал, ехать за ними проще простого.

Пробитые предшественниками колеи вывели обоз на тропу сквозь непроглядно густой, темный, непроходимый лес. Дальше тропа терялась из виду за стеною деревьев. Вдали, над уходящим в стороны лесом, возвышалась стена величавых, увенчанных белыми шапками гор. В большинстве своем прожившие всю жизнь на равнинах, подобных гор поселенцы не видали еще никогда.

– Должно быть, там, за горами, уже и Калифорния, – вполголоса выдохнул Патрик Брин, не в силах представить себе, что подобные земли могут тянуться к западу намного дальше.

Стэнтон знал: согласно нескольким существующим картам, как они ни приблизительны, Брин ошибается, но говорить об этом вслух вовсе не собирался.

– Может, и проще простого, только разумно ли? – проговорил Франклин Грейвс.

Все без раздумий обернулись на его голос: к Грейвсу в обозе прислушивались. Возможно, причиной тому был его внушительный вид: от природы высокого роста, Грейвс, долгое время проработавший в поле, возделывая свою ферму, изрядно раздался в плечах.