– Какого… тебе от меня надо, сука? – спросил убийца, раздувая ноздри.

– Считай, что это благотворительный визит. Чтобы узнать, как ты себя ведешь.

– Клянусь, если я…

– Симз, – предупредил его Дженнард.

– Ты завел здесь новых друзей и все у тебя хорошо? – поинтересовалась Ким.

– Не твоего собачьего ума дело, – огрызнулся ее собеседник.

– Что, никто не хочет с тобой играть? Беда! Но я рада, что у местных ребят остались хоть какие-то принципы.

Ким почувствовала, как Дженнард напрягся, услышав ее легкомысленный, праздный голос, но все это было необходимо и заранее ею просчитано и продумано. Именно поэтому она настояла на том, чтобы Брайанта в комнате не было. Он бы попытался ее остановить.

– То есть я хочу сказать, что даже они не переносят трусов, которые мучают детей, – пояснила Ким, глядя в единственный видящий глаз.

– Если бы я тогда дотянулся до твоей глотки другой рукой, то…

– А еще они не любят проигравших, правда? Наверное, они уже знают, что тебя остановила женщина, и от этого уважают тебя вот так. – Тут она сложила из большого и указательного пальцев ноль.

– Дженнард, а ты не хочешь?

– Уверена, что ты будешь рад услышать, что обе девочки здоровы и счастливы и давно про тебя забыли, – добавила Ким с улыбкой.

– Я сломаю тебе…

– Так что давай рассказывай, появились ли у тебя интересные друзья на уроках рукоделия? – Ким видела, как яростно сжались его кулаки, но на этот раз Симз ничего не сказал. – А обо мне ты часто думаешь? – продолжила свои вопросы инспектор.

Неожиданно Симз откинулся назад и холодно осмотрел ее с ног до головы.

– Хочешь узнать, у кого есть на тебя зуб, сука? – спросил он.

Ким вдруг поняла, что за все время разговора Симз ни разу не посмотрел ни на кого из присутствующих в комнате. Она тоже не отрывала от него глаз.

– Отвечай на вопрос, Симз, – потребовала Ким.

– Ты что, считаешь, что я что-то затаил?

– Отвечай на вопрос, Симз, – повторила детектив.

– Знаешь, Стоун, я вижу твое лицо во сне каждую гребаную ночь. И воображаю себе, как ты визжишь и извиваешься, а я трахаю тебя…

– Симз, – предостерегающе произнес Дженнард.

– Пусть говорит, – жестом остановила его Ким. Она пришла, чтобы оценить всю глубину его ненависти и понять, не может ли он, хотя бы косвенно, быть связан с убийством Эми и Марка. Ей удалось вывести его из себя и теперь оставалось только слушать.

– Я представляю себе, как ты молишь о пощаде, а мой член разрывает тебя надвое. А уже кончив, я вышибаю из тебя дух. Твои кости ломаются одна за другой, пока ты не превращаешься в бурдюк с отбитыми внутренними органами.

Ким заметила, как его глаз в экстазе подернулся пленкой. Раньше этот человек жил для того, чтобы иметь возможность издеваться над другими людьми, теперь он жил для того, чтобы издеваться конкретно над ней.

Она ничуть не сомневалась в том, что произойдет, если этот человек неожиданно получит свободу.

Ким постаралась, чтобы никто не заметил, что все внутри у нее похолодело.

– Ладно, как тебе больше нравится, а теперь ответь на мой вопрос, – настаивала она.

– Если кто-то переломает тебе все ребра, то я стану его вечным должником, но прямо сейчас должен сообщить тебе одну вещь, сука ты гребаная…

– И какую же именно?

– Если бы это я открыл на тебя охоту, то ты была бы давно мертва.

Симз взял свой вялый член в руку и начал онанировать.

Вчера, после визита Дианы, этой грязной шлюхи, ему удалось кончить прямо в туалете в блоке для свиданий – он сказал Дженнарду, что не дотерпит до камеры.

В этом была своя особая прелесть. Чисто вымытые полы, достаточно туалетной бумаги в держателе и запах, который был ничуть не похож на вонь четырехдневной мочи и пота.

Но не сегодня. Сегодня его даже не отводили в блок для свиданий. Они сказали, что это будет небезопасно для посетителя, и совершенно правильно приковали его к этому гребаному столу, потому что, если бы его руки были свободны…

Его рука двигалась вверх-вниз, стараясь избавить его организм от яда, который вспрыснула ему эта сука. Ему было просто необходимо каким-то образом излить ту ярость, которая всегда в нем присутствовала, но которую этот визит заставил вновь вскипеть. Иначе он просто не мог ни о чем думать.

Симз вспомнил вчерашний визит Дианы – ее большие сиськи, выпиравшие из дешевой майки, на два размера меньше, чем нужно. Она стала водить рукой по своей молочно-белой коже. Сначала ее прикосновения были нежными, а потом становились все яростнее, пока на ее коже не появились багровые полосы. Он возбудился, когда они стали глубже, а по ее лицу стало понятно, что она испытывает дискомфорт. Женщина все сильнее сжимала и крутила пальцами свою плоть, погружала в нее свои похожие на когти ногти, пока наконец не вскрикнула от боли.

Ему показалось, что он кончит прямо там, на месте.

Его рука задвигалась быстрее, когда он вспомнил эту ее боль, очевидный дискомфорт и царапины.

Но сегодня член отказывался вставать.

Тогда он вернулся к тому единственному воспоминанию, которое его никогда не подводило, но которое он берег из боязни, что его волшебное действие может когда-нибудь закончиться.

Он представил себе эту гребаную Стоун в подвале, стоящую между ним и той девятилеткой, жизнь которой была им уже обещана.

Вспомнил свои ощущения, когда ударил ее по колену, отчего она упала на пол. И застонала от боли.

«Наконец-то», – подумал он, чувствуя, как его член твердеет.

Теперь он представил себя лежащим на ней и разбивающим ей лицо.

«Да, да, да…» – думал он, а рука двигалась все быстрее.

Он чувствовал, как корчится ее лицо от той боли, которую он ей причиняет.

«Ну вот, теперь это хоть на что-то похоже», – подумал он, чувствуя рукой тепло.

– Побыстрее, Симз. Я не собираюсь ждать тебя весь день, – поторопил его Дженнард.

– Отвали! – возмущенно крикнул он.

Но было уже слишком поздно. Голос Дженнарда напомнил ему, почему охранник вообще оказался рядом. Это все из-за прихода этой суки.

И его старые воспоминания, тщательно хранимые для его собственного удовольствия, уступили место новому образу, который будет теперь вечно его преследовать.

И это будет образ этой суки – здоровой, веселой и жизнерадостной, без малейших следов их последней встречи. Ее победительная, самодовольная рожа издевательски таращилась на него из противоположного угла комнаты.