— Джеки, будь умницей, — сказала Элеонор. — Пересядь за другой стол. Кристина помогает Пенни освоиться.

— Так это та самая Пенни, которая выдумала про скачки на лошади?

Я была потрясена. Как она узнала? Но не успела я как следует задуматься над этим, как Кристина хлопнула в ладоши и уставилась на меня огромными жабьими глазами.

— Звучит эпически, сестренка. Ты должна рассказать мне все! Попозже, в палате. Где шпионы не кишат на каждом шагу. — И она уставилась на Элеонор.

Джеки встала и подошла к столу медсестер.

— Учитесь, как надо избегать конфликтов. — Одна из женщин протянула Джеки ложечку. — Вот тебе за хорошее поведение.

— А разве не я должна получить награду за то, что помогаю Пенни? — осведомилась Кристина.

— Награды не выпрашивают, — сказала женщина. И налила что-то в чашку Джеки из пластикового кувшина. — В том и состоит смысл новой системы.

— У меня их уже двадцать пять! — пропела Джеки.

По пути из столовой в палату я проверила ложечки. Джеки и Кристина заработали больше всех, а вот у Марии — той, что гладила оконное стекло и вроде ничего плохого не делала, — их было всего две. Очевидно, те, кто больше бузит, получают больше внимания, а следовательно, больше ложек. Я тут же решила заработать их целую кучу. Мне также не терпелось оказаться в палате наедине с Кристиной, и пусть себе командует как хочет. И защищает. С самого начала она взяла меня под крыло, и я была благодарна ей за это.

Я рассказываю Кристине про «Усадьбу» * Бланш Дюбуа — кумир Кристины * Пигги, терапевт группы * Кристина свергнута с пьедестала

Моему тринадцатилетнему разуму было сложно смириться со своим сумасшествием (так определяли мое состояние работники больницы). Я совсем запуталась. Думала так: а) если героини существуют в реальности, значит, я нормальна; б) если героини выдуманы (а этой версии придерживался лечащий персонал), стало быть, я безумна; в) если признать, что героини и Конор выдуманы, то врачи посчитают меня здоровой, но тогда окажется, что целых тринадцать лет прошли в мире иллюзий, — значит, я сумасшедшая. Так что, по словам докторов, мне следовало упорядочить свою историю. Ибо (а) я могла доверять только себе и маме (правда, вера в маму сильно пошатнулась). И (б) мне нельзя было рассказывать правду об (а) никому из медперсонала. Таким образом, оставалось только (в). Может, тогда удастся вырваться из отделения. Хуже всего было то, что я сомневалась в себе, в существовании героинь и частенько приходила к выводу, что мы с мамой обе сошли с ума. К сомнениям добавлялись таблетки, от которых кружилась голова и я забывала, какой из пунктов — (а), (б) или (в) — кому рассказывать. К тому же меня одолевал гнев и прочие эмоции, и временами так и подмывало разыграть настоящее сумасшествие, рассказав всю правду не тем людям.

Кристина мне верила. Ей хотелось знать о Коноре абсолютно все. В тот вечер я вырубилась сразу после ужина, но, проснувшись наутро, увидела, что Кристина сидит на койке, скрестив ноги, и не сводит с меня глаз. Неизвестно, сколько времени она так просидела. Сегодня на ней были надеты брюки для езды на велосипеде и блузка, застегнутая на все пуговки до самого горла. Волосы заплетены в косу, глаза сощурены.

— Давай рассказывай о короле.

Я заморгала и выбралась из постели. Мне хотелось сначала одеться. Было странно говорить о героинях с посторонними. Но моя злосчастная выходка, приступ гнева и откровенность сделали эту историю объектом любопытства для многих — Келлера, Элеонор, санитаров. А Джеки постаралась, чтобы об этом узнали все девочки на этаже. Тем не менее как ни странно, но в стенах отделения я нашла определенный комфорт. Лучшей обстановки, чтобы поведать о моей странной жизни, и не придумаешь. Кристина стала первой, кому я смогла довериться и с кем могла говорить обо всем. Впервые в жизни у меня появилась подруга. Она, как пишут в книжках, была благодарной аудиторией. Я задернула полог и переоделась в футболку и шорты.

— Все равно не поверишь, — сказала я.

— Поверю! Поверю! Поверю! — пропела она.

— Подумаешь, что это бред сивой кобылы.

— Плевать. Зато интересно! Куда лучше, чем общаться со скучными депрессивными девчонками.

Ее слова польстили мне. Я стала избранной, отличной от остальных. Хотелось верить, что мы с Кристиной — самые умные и продвинутые девочки в отделении. Я отдернула полог и уселась на кровать.

— Ладно. Но только не смейся. Это персонажи из книг… они приходят в наш дом.

— Круто!..

История заворожила ее, она ловила каждое мое слово. Я была благодарна ей за внимание. Кристина непрестанно перебивала меня, засыпав меня градом вопросов.

— Видела бы ты Офелию! — воскликнула я.

— А как она была одета?

— Да обычно. По-современному.

— Черт!

Видимо, Кристине была ненавистна мысль о том, что героини не носят платьев из романов.

— Ну а кто еще из героинь бывал у вас?

— Эта, как ее, дама с Юга. Бланш Дю…

— Дюбуа! Бланш Дюбуа![13]О, я ее просто обожаю! — Она спрыгнула с постели и затанцевала по комнате. — В моей дебильной школе мистеру Добсону не разрешили поставить «Трамвай „Желание“», представляешь? Отсталые люди, что с них взять! — Она приложила тыльную сторону ладони ко лбу и заговорила с южным акцентом: — «Я всегда зависела от доброты незнакомцев!» Мистер Добсон дал мне почитать. Ну и как она?

— Пила всю дорогу.

— А где доставала спиртное?

— У парней, которые подстригали лужайку.

— Давай сыграем сцену, где Бланш пытается отговорить Стеллу остаться со Стэнли.

— Да я не помню наизусть.

— Я напишу твои реплики.

Кристина метнулась к тумбочке — коса свисала вдоль спины — и выдвинула ящик.

Я уже заметила, что ее прическа и движения сильно менялись в зависимости от настроения. Пока она писала, я рассказала ей еще несколько историй о Бланш — как она вечно жаловалась, что вспотела, что ей нужно принять ванну, что куда-то пропал ее тальк. Ночами Бланш бродила по «Усадьбе» с толстой, капающей воском свечой в руке. Как-то раз я застала ее днем на лужайке в компании газонокосильщика, совсем молоденького паренька. Мне тогда было десять, и я считала Бланш сумасшедшей. Обычно героини прибывали к нам в другом состоянии — с разбитым сердцем, оплакивая умерших, и прочее в том же духе. Но с Бланш все было по-другому — эта дамочка зациклилась на самой себе.

— Я вообще не считала ее героиней. До тех пор, пока однажды не прочла пьесу в летнем лагере, — сказала я.

— Вот твои реплики, — сказала Кристина. — Свои я знаю наизусть. Ты Стелла. Начинай.