— Кристина! Получаешь предупреждение! — Пегги так резко вскочила на ноги, что стул отлетел.

Кристина торжествующе улыбнулась. Ее великолепные ноги были по-прежнему высоко подняты. Затем она раздвинула пальцы, торчащие из дырявых носков, и крепко ухватила ими Джеки за нос.

Та взвизгнула от боли и резко оттолкнула ее ноги. Стул выскользнул из-под Кристины, она оказалась сидящей на полу, в то время как руки продолжали опираться о сиденье. Подтянувшись, она вновь уселась на место. Группа разбушевалась. Элис топала ногами и кричала: «Нечестно! Нечестно!» Даже на непроницаемом лице Дженнифер возникло подобие улыбки, а потом она отодвинулась подальше, точно не желала иметь ничего общего со всем этим безобразием. Мария закрыла лицо руками. Вызывающая храбрость Кристины произвела на меня неизгладимое впечатление. Поначалу я остолбенела, а потом разразилась истерическим хохотом. Джеки сорвалась со стула. Сжала кулаки, оттопырила задницу, присела на корточки и запрыгала, вытянув нижнюю губу. Она походила на рассерженную обезьянку. А потом я услышала журчание и увидела, что она писает — прямо на пол.

Раздался скрип колесиков — это Мария устроилась в кресле Пегги и разъезжала в нем по комнате. Пегги метнулась к двери, обронив при этом ложечки, которые веером разлетелись по полу. Дженнифер подскочила и стала собирать их, засовывая под мышку.

Пегги подбежала к двери и нажала тревожную кнопку. Потом высунулась в коридор и завопила:

— Мистер Гонзо! Мистер Гонзо! Сюда, в комнату для занятий! Скорее!

У ног Джеки расплывалась целая лужа мочи, мутной и ярко-желтой от витаминов и таблеток. Кристина восседала на стуле, неподвижная и гордая, как кинозвезда. Сидела, закинув ногу на ногу, и делала вид, что дымит сигаретой. Потом перебросила длинные волосы через плечо, и я услышала потрескивание статического электричества.

В комнату ворвались двое санитаров и ухватили Джеки за руки. Джеки брыкалась и верещала. Когда ее пронесли над лужей мочи, она резко подобрала под себя ноги и оставалась в этой позе, даже когда ее вынесли в коридор.

— Все по палатам! — скомандовала Пегги. — Занятия окончены. А тебя, Кристина, ждет испытательный срок.

— Подумаешь, напугала! Да мне плевать!

— Посмотрим, как ты запоешь дальше. Это шестое предупреждение за неделю. Придется поместить тебя в изолятор. — Она снова высунулась в коридор. — Мистер Гонзо!

Кристина указала на лужу мочи.

— Похожа на фасолину, верно?

В помещение ворвались еще двое санитаров. Их выпуклые накачанные груди украшали связки, ключей. Пегги указала на Кристину.

— Взять ее! В изолятор!

Санитары схватили Кристину за руки и рывком стащили со стула. Но она была не из тех, кто легко сдается. Одного двинула ногой в бок, другому заехала в подбородок. Они еще крепче ухватили ее за руки, затем один из санитаров зашел ей за спину и пнул под колени, чтобы подогнулись ноги. Но Кристина держалась. Пронзительно верещала Элис. Мужчины подняли Кристину и быстрым резким движением уложили на пол лицом вниз. Из ее носа хлынула кровь. Мини-юбка задралась, полностью открыв голубые трусики. Они навалились на нее сверху, припечатали ноги к полу, затем завернули руки за спину. Я видела, как один из санитаров выкручивает ей руку.

— Руку сломаешь, гад! — завопила Кристина.

— Когда ты научишься вести себя прилично, Кристина? — спросила Пегги. — Тебе следует подумать о своем поведении.

Один из санитаров расхохотался.

— Да ей нравится, когда ее мнут.

Тут Кристина заговорила голосом Бланш Дюбуа.

— Что может предложить такой мужчина, кроме грубой животной силы? — Они навалились снова, вдавили ее плечи в пол. — Что за представление разыгралось у нас сегодня! — А потом захихикала противным тонким голоском: — Говорят, я должна сесть в трамвай «Желание»!

— Поставьте ее на ноги! — приказала Пегги.

Санитары рывком подняли Кристину с пола.

Теперь она стояла неподвижно и ровно, как натянутая струна. Кровь капала на блузку. Верещание Элис постепенно перешло в визг, как у гончей собаки. Потом она затопала ногами, задергалась, точно марионетка.

Никогда прежде не видела я ничего подобного. Меня напугало, как грубо, даже жестоко они обращались с Кристиной. Но хуже всего было то, что Кристина, по-видимому, привыкла к такому обращению. Она улыбнулась уголком рта и подмигнула мне. От вида льющейся на блузу крови меня затошнило, закружилась голова, и я присела на корточки, боясь, что вот-вот упаду в обморок.

— Трамвай грохочет, дребезжит, по улицам города мчит! — не унималась Кристина. — Вам меня не запереть, ничего не выйдет!

А потом она проделала трюк, которому нас обучали в драмкружке. Изобразила тряпичную куклу — обмякла и рухнула на пол.

— Пенни! Я всегда зависела от доброты незнакомцев! И это достает меня всякий раз, мать его!

Санитары подхватили ее под локти и потащили к двери. Темные волосы Кристины свешивались на лицо, пачкались в крови.

Я поднялась, и комната закружилась перед глазами. От вида крови у меня всегда темнело в глазах, подгибались колени. Я закрыла глаза и вытянула руки.

«Приди и спаси меня, Конор. Пожалуйста, поспеши! А то я не знаю, что сделаю!»

Ноги Кристины в грязных носках скрылись за порогом.

— Сядь! Сядь немедленно, кому говорю! — Пегги совсем запыхалась — нелегко с таким весом бегать по комнате и звонить в колокольчик, чтобы утихомирить девочек. Она остановилась и оперлась на стол, грудь ее тяжело вздымалась. — А ну, быстро по палатам!

Но я продолжала стоять с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками, словно пыталась остановить кружение комнаты. И беззвучно твердила: «Конор, быстрее! Приди!» Наверное, в тот момент я походила на мраморную статую — так мне казалось. Сверху из кондиционера сильно дуло, волосы развевались.

«Я помогу тебе вернуть Дейрдре, обещаю! Я сделаю все, что ты хочешь!»

Ледяная рука ухватила меня за локоть, тряхнула.

— Перестань строить из себя сумасшедшую, — прошептала Флоренс.

Но я по-прежнему не открывала глаз. Флоренс отвела меня в палату. Я плелась за ней, как слепая за поводырем. Я не хотела ничего видеть и слышать, боялась по-настоящему сойти с ума. Только считала шаги до палаты, и с каждым новым шагом ко мне возвращался здравый смысл. Я больше не должна говорить о героинях, иначе мне никогда не выбраться из отделения.

Час спустя я, мрачная и молчаливая, лежала на кровати, шторы на окне были задернуты. Эта почти пустая комната меня угнетала, здесь было все не так, как дома. Но тем не менее здесь я чувствовала себя в относительной безопасности. Я мучилась и никак не могла понять: как Кристине удалось заставить меня выложить все о героинях? До чего же хитро — втереться в доверие, быть такой искренней и понимающей, а потом использовать информацию против меня. Может, она мне позавидовала? Мне, одинокому подростку? Странно все это. Но все же нельзя было перекладывать всю вину на Кристину. Ведь это я нарушила данное маме обещание строго хранить тайну. Только теперь мне стало ясно, что может случиться, если нарушить клятву. В общении мамы с героинями были два главных принципа: обеспечить им надежное укрытие и как можно меньше вмешиваться в их судьбы. До меня только сейчас дошло, насколько неустойчивым было их существование. Я ожидала, что Кристина сочтет меня сумасшедшей, но не думала, что позавидует мне. Если я хочу выжить в этом проклятом отделении, то придется стать жестче и хитрее. Я повернулась на бок и закрыла глаза. Передо мной всплыло лицо героини, которая прибыла в «Усадьбу» прошлой зимой. Она прогостила недолго, но я узнала о ней достаточно, чтобы понять: есть все основания восхищаться Скарлетт О’Хара.