«Это – первый тент, который в «Бристоле» навесили за пять лет, – сказал я. – Готов держать пари на четвертак, что он провисит всю зиму».

«Согласен на четвертак», – сказал он. В следующую минуту порыв ветра подхватил тент и разорвал его, как листок бумаги.

Я заплатил четвертак, и мы вернулись; мне стало совсем грустно. Джонни Белл сказал, что если подобный невроз поражает человека, то он должен добиться прогресса, преодолев заболевание; если один способ не сработает, нужно испробовать другой. Мы поговорили на эту тему еще немного, и он придумал план, который мог бы сработать, учитывая, что шел выборный год. Мы в колледже были либералами, но все равно прекрасно понимали, что у Трумэна нет ни единого шанса. Тогда мы с Джонни Беллом пошли в комнату, где принимали ставки, и я поставил десять долларов на Дьюи. Если бы он победил, я получил бы деньги и избавился бы от своего проклятья, невроза или как его там; если бы он проиграл – что ж, тогда я все равно был бы счастлив.

В ночь после выборов я даже не пожелал дожидаться оглашения результатов. Не рассказывайте мне, что это профсоюзы боролись за голоса рабочих, что все республиканцы сидели по домам, что фермеры пришли на участки… Все это чушь! Уж я-то знаю. Во всем виновата фея-крестная, которая мешала мне выиграть ставку.

Джонни Белл сказал, что это самый интересный случай парапсихологии, с которым он когда-либо сталкивался. Он все выяснил о трудах моего отца и сделал много заметок. Тогда же он сказал, что подобный невроз – это как если бы у меня была одна нога или аллергия на омаров. Нужно найти правильный подход – считать это не увечьем, а источником дохода и средством для достижения прогресса.

Он спросил, что меня беспокоит, кроме проблемы со ставками, и я ответил, что ему и так прекрасно известно – меня сильно тревожат предстоящие экзамены по физике и химии. Я работал не покладая рук. Но, казалось, эти два предмета просто никак не укладывались у меня в голове. Проблема становилась серьезной; мой отец к тому времени уже скончался, а моя мать многим пожертвовала, чтобы я учился в колледже. Если бы я завалил два экзамена, мне пришлось бы потратить лишний год на учебу.

«Хорошо, – сказал Джонни Белл, выслушав меня. – Мы проведем эксперимент. Я поставлю ровно пятьдесят центов, что ты сдашь оба экзамена. Ты будешь держать пари, что провалишься. Я знаю, что тебе очень сильно хочется добиться успеха – в общем, попытайся».

Мы заключили пари. Едва я переступил порог кабинета физики, как почувствовал, что это сработает. Мне достались как раз те вопросы, на которые я знал ответы. Все выходило настолько легко, что у меня был соблазн сдать несколько чистых листов, чтобы посмотреть, как пойдут дела, но я решил: не стоит заходить слишком далеко. В итоге я получил на экзамене высший балл – впервые за все то время, которое я потратил на изучение физики.

Все, что мне оставалось делать, – держать пари против достижения какой-то цели, к которой я действительно стремился. И меня осенило. Я непрестанно мечтал о Мэри. Она была дочерью профессора латинского языка и в каком-то смысле принцессой нашего университетского городка. Я несколько раз ходил с ней на свидание, но тут я был одним из многих; особенно часто с ней встречался Лумис, один из полузащитников нашей футбольной команды. Казалось, что он вот-вот добьется успеха: Лумис был не только спортивным героем, он происходил из очень обеспеченной семьи. И вот однажды вечером я повстречался с Лумисом и завел разговор о Мэри, спросив его, не собирается ли он с ней пойти на новогоднюю вечеринку.

«Я ее не приглашал, – сказал он. – Наверное, и не буду приглашать».

«Почему?» – поинтересовался я.

Он рассмеялся, как будто смутившись. «Ну, – сказал он, – она – просто чудесная девчонка, с ней весело и все такое, но будь оно проклято! – я хочу пожить в свое удовольствие, прежде чем надевать на себя цепи».

«О чем ты говоришь?» – спросил я.

«Нет, я ее не виню, – сказал он. – Дома, конечно, ничего хорошего нет. Но она явно охотится на будущего мужа. Я готов держать пари, что она выйдет замуж в ближайшие полгода. Она вцепилась бы и в тебя, если б ты ее как следует попросил».

Можете себе представить, какие возможности передо мной открылись. Я сказал: «Да наплевать! Девочки, которые пытаются этого добиться, никогда ничего не получают. Я готов поспорить с тобой на пять долларов, что она не выйдет ни за кого замуж как минимум в ближайшие три года – и уж точно не выйдет замуж за меня».

«Идет», – сказал он, и мы пожали друг другу руки. Я решил: если заклятье, не позволяющее мне выигрывать, подействует и на сей раз, то цена окажется не слишком высокой.

Я не сказал Джонни Беллу Грискому об этом пари; не знаю, почему так вышло. Но я повел Мэри на новогоднюю вечеринку. Ближе к концу веселья мы пропустили танец, и я попытался набраться храбрости и спросить ее, о чем хотел, но тут она внезапно обернулась ко мне и сжала мою руку в своих. «Джерри, – сказала она, – давай будем вести себя как современные люди. Пока этот год еще не кончился, я могу спросить… я хочу стать твоей женой».

Вот как это вышло, понимаете ли. Я ходил совершенно ошалевший до самой сессии. Если бы я не додумался опять поспорить с Джонни Беллом Грискомом насчет итоговых результатов, то сомневаюсь, что мне удалось бы сдать экзамены. Мы поженились почти сразу после сессии. Лумис был шафером, и я отдал ему пять долларов за помощь.

Но тут же возникла следующая проблема. У меня не было денег, у Мэри тоже, а места свежеиспеченным выпускникам колледжа предлагали не так чтобы престижные. Но тщательно все рассчитав, я решил, что обнаружил способ добиться успеха, воспользовавшись как раз тем, что мне вредило, – был ли это волшебный подарок феи или парапсихология, как говорил Джонни Белл Гриском.

И вот, ничего не сказав Мэри, я взял почти все деньги, которые у нас были, и отправился на ипподром. Я ничего не знаю о гонках, но я прочел в газете, что в одном из заездов был явный фаворит по кличке Ланцет, ставки на него шли 3 к 2. Я подошел к окошку, где принимали ставки, и подождал, пока не увидел подходящего с виду клиента, который сделал ставку на эту лошадь. Как только он отошел от окошка, я тут же с ним заговорил. Я сказал ему, что он просто с ума сошел, если решил поставить на Ланцета; лошадь якобы что-то повредила или с ней еще что-то стряслось. Я уже забыл, какую причину выдумал. Конечно, поскольку мужчина только что поставил свои деньги на лошадь, он достаточно сильно разволновался. Он готов был поспорить, а мне это и требовалось. Я притворился, что тоже переживаю, и закончил тем, что предложил держать пари на пять долларов, что Ланцет не победит.

Он готов поспорить на все деньги, которые у него были, но я не собирался давать ему ни цента больше. Понимаете, я всего лишь хотел добиться, чтобы кому-то где-то стало известно: я сделал ставку против Ланцета. Теперь я знал, что Ланцет победит. Тут уж ничего не поделаешь; я ведь поспорил, что он проиграет. Так тогда я подошел к окошку и поставил все, что я имел – приблизительно пятьсот долларов, – на победу Ланцета.