Наверное, я был настолько поглощен своим планом и мыслями о том, как удвою свои сбережения, что не заметил облаков, собиравшихся наверху. Но когда человек в окне подтолкнул ко мне квитанции, среди облаков сверкнула огромная, ужасная молния. Гром был такой, словно выстрелили из пушки. Молния ударила во флагшток в пятидесяти футах от того места, где я стоял, и разнесла его в щепки. От этого удара пострадали некоторые зрители, а лошади попадали на землю, и следующую гонку пришлось отложить почти на полчаса.

Дождя не было. После того как паника немного улеглась, я собрался с силами и втиснулся в толпу, чтобы вместе со всеми следить за гонкой.

Конечно, Ланцет не выиграл. Вместо того чтобы удвоить сбережения, я просто лишился почти всех средств. Когда Мэри узнала о том, что я сделал, – вы сами можете представить, что она подумала и что мне сказала. Конечно, было просто бесполезно рассказывать ей и о парапсихологии, и о волшебном проклятии. Она не верила в такие вещи. Ее волновало только то, что я выбросил деньги на ветер.

Я не знаю, во что верю сам. Но мне этой веры вполне хватает – мне страшно. Мне никогда в жизни не было так страшно.

Я убежден, что молния была нацелена в меня, и если я еще раз сделаю ставку – снова ударит молния, и на сей раз она попадет в цель. Вот чего я добился, стремясь к прогрессу. И я говорю: плевать я хотел на этот прогресс. По правде сказать, плевать я хотел на все. И я хочу еще выпить.

***

…Он сильно стукнул кулаком по стойке. Мистер Коэн дружески улыбнулся.

– Вот, Джерри, – сказал он. – Твоя женушка уже заждалась тебя.

Крупный молодой человек посмотрел на часы.

– Боже мой! – воскликнул он. – Вы правы. – Он взял свою сдачу и бросился к двери.

Мистер Коэн сказал:

– Вот прекрасный парень, которому не повезло. Та женщина, на которой он женился, напоминает унылых святых, она с ним справится. Ну да, в общем-то, ясно: не всем же суждено обрести счастье в браке.

– Вроде бы так… – проговорил доктор Бреннер, глотнув скотча с содовой и подыскав подходящую фразу. – Вроде бы так: Лысенко утверждает, что если вы изменяете окружающую среду, как почву, в которой растет цветок, например, в плазме микроба начнутся перемены, и будущие поколения приобретут новые, совершенно иные свойства.

Мистер Джефферс достал носовой платок и протер брови, реагируя не то на жару, не то на бесконечные словесные излияния Бреннера.

– Но разве это верно всегда? – спросил он. – Я однажды читал: если взять семена лучшего турецкого табака и привить их в штате Кентукки, вы получите табак из Кентукки.

– Здесь все по-другому, – сказал Бреннер. – В вашем случае табачное растение нисколько не меняется. Оно просто приобретает некоторые характеристики почвы, на которой произрастает. Лысенко говорит вот о чем: изменяя почву, воду или что-то еще, вы можете добиться, что на табаке вырастут яблоки и плодоношение будет продолжаться.

– Но объясните, – проговорил Джефферс, – как же тогда меняется эта плазма микроба? Если бы она вообще не менялась, мы все остались бы обезьянами, не правда ли?

– Нет, не остались бы, – сурово сказал мистер Коэн, поставив перед Джефферсом новый стакан пива. – Я возмущался, когда мой брат Джулиус, который сейчас находится при исполнении, пришел домой однажды и произнес такие слова. Священник назначил ему пятнадцать раз прочитать «Аве Мария», а мой отец, благослови Господи его душу, вымыл мальчику рот с мылом.

– Как же происходят изменения? – настаивал Джефферс.

– Мутации, – сказал доктор Бреннер. – У нас нет простого ответа – или, точнее, мы не знаем правильного ответа. Все, что нам известно, – в каждом поколении находятся индивидуумы, которые несколько отличаются от всех прочих, и если эти отличия помогают им выживать, то подобные свойства приобретают все больше людей.

– Это как с породами собак, верно? – спросил Джефферс.

– Да, теперь у нас большие проблемы, – сказал мистер Гросс, глотнув своего обычного «Кипящего котла». – Собаки повсюду. Если бы у нас в Вашингтоне была приличная администрация, то…

– Примерно так, – сказал Бреннер. – Породы – все же не отдельные виды. Но их развитие показывает нам: то, что начинается как более или менее случайная мутация, может стать постоянным явлением при тщательном воспроизводстве особей, которые наделены определенным свойством в значительной мере. Большей частью изменения видов происходят довольно медленно. Я не ожидал бы, чтобы у вас, к примеру, родился ребенок, пятнистый, как леопард.

– А я бы ожидал, – заявил мистер Гросс. – У моей жены есть троюродная сестра, которая…

– А разве нет никаких других способов? – спросил Джефферс. – Более быстрых, что ли…

– Да, – сказал Бреннер. – Мне известен случай, точнее, мне, кажется, известен случай… Дело в том, что все записи пропали вместе с девочкой. По-настоящему значительная мутация в человеческой анатомии. Возможно, первая особь нового вида, если она сможет найти себе подходящего мужа.

Джефферс посмотрел на часы.

– Налейте нам, пожалуйста, еще по одной, мистер Коэн, – сказал он. – Я хочу об этом услышать. Наверное, что-то вроде шести пальцев?

– Нет, все гораздо серьезнее, – ответил Бреннер. – Признаюсь, что это было мне не очень понятно. Может, кто-то из ее родителей находился в лаборатории ядерных исследований, и протоплазма претерпела значительные изменения, а девочка оказалась просто уродцем. Такие вещи иногда случаются. Может, она оказалась настоящей мутанткой; а может статься, я слишком поспешно все придумал и навоображал себе почти невероятный результат. Все случилось очень давно, когда я был молод и хорош собой, и я с тех пор ничего нового не узнал; а ведь если бы все это было по-настоящему, то я, вероятно, уже услышал бы о последствиях. Тогда я работал интерном в больнице Cв. Матфея, и туда привезли эту девочку с полиомиелитом и подключили ее к аппарату искусственного дыхания. Ее звали Эйвис Фоулер, и мы с Оззи Строудом, который тогда был тоже интерном, очень ею заинтересовались.

Гросс оперся о стойку бара и, прикрыв рот массивной рукой, обратился к мистеру Коэну:

– Кто это у дальнего края стойки – человек, который так интересуется рассказами старичков?

Бармен посмотрел на опрятного джентльмена, который носил очки в роговой оправе и бородку, как у покойного адмирала Уильяма Соудена Симса.

– Ни малейшего представления не имею, мало ли кто он такой, – театральным шепотом ответил бармен. – Но любой человек может находиться в баре Гавагана, пока он ведет себя прилично.

– Мне это не нравится, – сказал Гросс.

– Извините, – произнес доктор Бреннер.

– Ладно, не будем об этом, – вздохнул Гросс.

***

В медицинской карте этой Эйвис Фоулер (продолжал Бреннер) было сказано, что ей исполнилось восемнадцать; она была темноволосая, и у нее было такое нежное, худощавое, как бы угловатое лицо – такие лица могут показаться очень красивыми, если вы к ним привыкнете.