В рабочем кабинете, где Андрей корпел над диссертацией, сегодня было тихо. Из трёх хранителей, которые обычно здесь находились, на месте была одна Ольга Олеговна. Они поздоровались, поговорили о погоде, хотелось, чтобы этот первый прохладный день – предвестник осени, – не потянул за собой череду дождей и ненастья, а поскорее сменился теплом, которым ещё не успели за короткое северное лето насладиться жители этих мест. И прогноз погоды был на их стороне, обещая близкое, возможно, уже завтра к вечеру, потепление. Андрей повесил куртку на вешалку и устроился за своим столом. Разложил бумаги и привычно углубился в работу.

– Ох, Андрей Иванович, совсем из головы вылетело! – вдруг произнесла Ольга Олеговна. – Вас ведь с самого утра Борис Львович разыскивал.

– По какому поводу? – не скрывая досады, поинтересовался Андрей.

– Тут какая-то делегация приезжает во второй половине дня…

– А я-то здесь причем?

– Из Германии делегация научных работников, – уточнила она. – Всем известно, что вы немецким владеете в совершенстве. Вот Борис Львович и хотел вас попросить с ними провести экскурсию и всё такое.

– В смысле?

– Рассказать о наших научных поисках, о реставрационных работах… Он ведь, то есть Борис Львович, хорошо владеет только английским, вот и…

Дверь распахнулась и в комнату, словно вызванный волшебным заклинанием алхимика, вошел взволнованный Борис Львович. Андрей лишний раз изумился его сходству с портретами эсеров времён Октябрьской революции: та же аккуратная бородка-эспаньолка, интеллигентный и даже рафинированный вид, даже какой-то лоск из начала прошлого века присутствовал.

– Наконец-то, вы появились… – облегченно сказал Борис Львович. – Я уже вам названивал домой, только никто трубку не брал. Номер вашего мобильника, как назло, у всех куда-то запропастился. Думал, если не появитесь через полчаса, послать за вами курьера. Да знаю я, знаю! – всплеснул он руками, увидев выражение лица Андрея. – И понимаю всё! Но и вы поймите меня, дорогой Андрей Иванович, – никто кроме вас не владеет немецким в том объеме, в котором это необходимо, чтобы рассказать о наших делах. Марина Евгеньевна в отпуске на юге, Семён Брониславович, кажется, в Сибирь к родственникам подался на охоту и рыбалку. Ну что мне делать прикажете, что? Будьте сегодня моим спасителем, очень вас прошу. И даю честное слово – ни разу больше вас не побеспокою!

Он смотрел на Андрея такими честными (ни разу не побеспокоит, как же!) глазами, в которых читались надежда и уверенность, что тот не откажет главному хранителю в такой маленькой просьбе, что Андрей, невольно усмехнувшись про себя, только молча кивнул.

– Я так и знал! Вы – настоящий ученый. Мы не можем, не должны ударить лицом в грязь перед иностранцами… – Он посмотрел на часы. – Вы пока работайте, работайте, они подъедут часам к трём. Ах, как хорошо, как хорошо… – бормотал он себе под нос, покидая комнату.

Андрей тоже посмотрел на часы: половина первого. Ну, что ж, у него есть ещё целых два с половиной часа! И он постарался снова настроиться на нужную рабочую волну.

Время пролетело незаметно, и когда в дверь заглянула пожилая секретарша Бориса Львовича в весьма возбужденном состоянии и, задыхаясь, прошептала: «Они прибыли…» – Андрей уставился на нее в недоумении, но тотчас догадался, о ком идет речь, и с сожалением выключил компьютер: ничего не поделаешь, хорошее отношение Бориса Львовича стоило полутора часов личного времени.

В обширном кабинете главного хранителя за длинным овальным столом сидели пятеро незнакомцев (среди них две женщины) и пили кофе.

– А вот и он, – радостно возвестил Борис Львович и продолжал уже по-английски. – Рекомендую – Андрей Иванович! Один из наших талантливых научных работников. Сейчас он трудится над диссертацией по интерьерам гатчинского дворца. Андрей Иванович покажет вам наш музей, расскажет о научной работе и ответит на все вопросы. – Может, кофе, Андрей Иванович? – снова перешел он на русский.

Андрей отрицательно качнул головой.

– Ну, тогда – прошу, – и Борис Львович широким жестом пригласил делегацию на выход и даже соизволил немного проводить, а затем незаметно затерялся в бесчисленных переходах.

Осматривая восстановленные из руин залы гатчинского дворца, немцы задавали Андрею профессиональные вопросы, по каким критериям реставраторы восстанавливают утраченное, существуют ли описания и фотографии уничтоженных в войну интерьеров, или же это сплошной новодел, и прочее и прочее. Он привычно отвечал на все вопросы, улыбался, поблагодарил, когда кто-то похвалил его «берлинский» выговор, рассказывал старинные анекдоты из жизни царственных обитателей дворца. В общем, все шло как обычно. Хотя, пожалуй, не всё. Один из членов делегации, Фридрих, фамилию которого Андрей сначала не расслышал, потом пропустил мимо ушей, и лишь с третьего раза она отложилась в его голове – фон Берг – профессор из Дрездена, произвел на гида поневоле несколько странное и поначалу неприятное впечатление. Причем, Андрей не мог бы даже в точности определить, чем ему не показался этот Фридрих: профессор как профессор, в музейном деле явно сведущ, вопросы задает точные и профессиональные, но что-то в нём было не то, как-то не слишком внимательно он выслушивал обстоятельные ответы Андрея на задаваемые им же самим вопросы. И вообще, какой-то он скользкий что ли, этот Фридрих, подумалось Андрею. По-возможности незаметно он стал присматриваться к неприятному субъекту: лет пятидесяти, практически седой, очень подтянутый, вероятно, занимается каким-то спортом и следит за фигурой. Не исключено, что когда-то был профессиональным военным – выправка сохранилась. Странно, чего это я к нему привязался? Спросил он себя. Никаких серьёзных причин для антипатии к нему у меня нет. Впрочем, так бывает, – не понравится человек на уровне подсознания, и начинаешь накручивать… Наверно события последних дней подействовали на меня не лучшим образом.

Когда гости, наконец, добралась до картинной галереи, они уже явно были утомлены и не проявляли особого интереса к действительно довольно ценным работам старых живописцев. Все, за исключением Фридриха, который, едва они оказались в галерее, тотчас принялся допытываться, есть ли в данной коллекции портрет графа Кутасова, чем насторожил Андрея и заставил его внутренне напрячься.

– Разумеется, портрет графа у нас имеется, – после небольшой паузы ответил он как можно равнодушнее.

Они направились к висевшему на стене полотну. Фридрих казался взволнованным. Он то подходил к портрету почти вплотную, то отступал от него на несколько шагов, словно стараясь разглядеть в изображенном художником два века тому назад человеке нечто, недоступное другим.

– Знаете, дорогой коллега, меня чрезвычайно занимает этот исторический персонаж, – наконец, пояснил он Андрею. – Вообще Павловское время и конкретно именно этот его фаворит. Удивительный человек был – поднялся из самых низов и стал самым доверенным лицом императора Павла, который, как известно, обладал весьма непростым характером!

– Да, личность, без сомнения, интересная, – отозвался Андрей, наблюдая за оживившимся профессором.