поднося руку к груди в насмешливом возмущении, и смотрит на Неру.

— Я оскорблена.

Мы с Нерой взяли Тайер в Женеву на вечер, посвященный 90-м, в наш любимый караоке-бар. Беллами должна была пойти с нами, но последние пару недель она находилась под домашним арестом у Роуга и не смогла присоединиться.

Формально она вольна приходить и уходить, когда ей заблагорассудится, пока она проводит ночь у него.

В действительности же Роуг не может выпустить ее из виду.

Мы провели несколько часов, распевая все хиты 90-х, и главным источником развлечения для меня был скрипучий вокал Тайер.

— Сикс, прикрой меня, пожалуйста, — говорит Тайер, переплетая свою руку с моей. — Скажи мне, что у меня есть карьера певицы на случай, если с футболом ничего не выйдет.

— Я рада, что ты проводишь дополнительные тренировки с Рисом, — говорю я, ласково похлопывая ее по руке.

— Почему?

— Потому что, судя по твоим предыдущим выступлениям, тебе очень нужен футбол, — говорю я.

Нера разражается смехом, открывая нашу входную дверь.

— Прости, Тайер, ты не можешь быть хороша во всем.

— Почему? Ты ведь хороша, — говорит Тайер.

— Я — да, и здесь есть место только для одной меня, — говорит Нера, резко опускаясь на диван. Тайер кидает в нее декоративной подушкой с другого конца комнаты.

— Ребята, хотите чего-нибудь выпить? — спрашиваю я, открывая холодильник и доставая себе водку.

— Что угодно, — отвечает Нера.

— То же самое.

Я передаю им напитки и опускаюсь на одно из кресел в гостиной.

— Как проходят тренировки, Тайер?

— Ну, — нехотя признает она. — Он действительно талантлив, это бесит.

Я прячу улыбку за своим бокалом, делая глоток. Рис был влюблен в Тайер с того самого дня, как познакомился с ней, и всячески демонстрировал свой интерес к ней. Она отвергала все его ухаживания из-за своего парня в Чикаго, но что-то подсказывает мне, что эти тренировки один на один могут все изменить.

— А что насчет тебя, Сикс? — спрашивает Тайер, поворачиваясь ко мне с лукавой улыбкой на лице. — Были еще столкновения с Фениксом?

Я стараюсь не реагировать, когда она упоминает его. Я так и не рассказала ей о своей стычке с ним в лифте, хотя технически она тоже была там. Она застряла у входа, поэтому не видела… что бы там между нами ни произошло.

Прошло уже больше недели, а я до сих пор не могу понять, как он ко мне прикасался.

Боже, как он смотрел на меня.

Его глаза закрылись, когда он провел большим пальцем по моему пирсингу, а когда они снова открылись, от их интенсивности у меня перехватило дыхание.

Я сделала пирсинг одновременно с татуировкой божьей коровки. Это было решение номер два.

Я долго сомневалась, первоначально хотела проколоть обруч в носу, пока Нера не предложила сделать одинаковые пирсинги в сосках, чтобы отметить наши дни рождения. Она убедила меня, как и Пьер, наш пирсер, когда он сказал мне, что парням они нравятся.

Судя по реакции Феникса, он не преувеличивал.

Но и я не преувеличивала, когда сказала Фениксу, что это предназначалось кому-угодно, кроме него.

Восемнадцать лет должны были стать годом моего сексуального пробуждения. Годом, когда я наконец-то покончу с Фениксом.

Неважно, какую чушь он решил провернуть, но я наконец-то встречу кого-то (скрестим пальцы), влюблюсь (надеюсь) и займусь сексом (спасибо нахуй…. буквально).

Тот момент в лифте казался опасным, словно мы стояли на краю пропасти, которая уничтожит нас обоих, если мы поддадимся ей.

Точно так же, как это случилось у него дома пару недель назад, — момент между нами в мгновение ока превратился из враждебного в заряженный сексуальной неудовлетворенностью и электрической химией.

В этот раз он смотрел на меня так, будто хотел сорвать с меня рубашку и засосать в рот мой сосок, прежде чем трахнуть меня на полу в лифте.

Этот взгляд в сочетании с тем, как его гравийный голос доносился до моего уха и как его пальцы пощипывали мой сосок, вывел все рациональные мысли из моего мозга.

Я выгнулась навстречу его прикосновениям и позволила ему овладеть собой. Хуже того, если бы он попытался меня трахнуть, я бы ему позволила.

Мне бы это понравилось.

Даже после всего, что он со мной сделал.

Не знаю, по каким критериям меня признают невменяемой, но я на девяносто девять процентов уверена, что на сто процентов им соответствую.

— Ничего, кроме обычных ненавистных взглядов, — говорю я, не став уточнять.

— Ты, наверное, с нетерпением ждешь, когда закончишь школу и больше никогда его не увидишь, — говорит она.

Я замираю. За все сотни часов, которые я провела, одержимая Фениксом и каждым нашим взаимодействием за последние три с лишним года, я ни разу не задумывалась о том, что через восемь месяцев мне предстоит, скорее всего, больше никогда его не увидеть.

Осознание этого факта равносильно тому, как если бы на меня вылили ведро ледяной воды.

Моя голова хочет двигаться дальше, но я не знаю, готово ли к этому мое сердце.

И будет ли оно вообще готово.

— Я бы не была так уверена, — загадочно замечает Нера.

Я отпиваю из стакана с водкой.

— О чем ты говоришь?

— Да ладно, Сикс, — говорит она, окидывая меня взглядом. — Вы, ребята, так долго играли в эту игру с ненавистью, что уже и представить не можете свою жизнь без нее?

— Ты лучше всех знаешь, что это не игра. Он разрушил все мои шансы на счастье с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Единственная причина, по которой это не длилось дольше, заключается в том, что до этого я не видела его три года, как ты прекрасно знаешь. Так что, конечно, я могу жить без гадостей, ненависти и злых взглядов.

— Хорошо, — соглашается она, — но можешь ли ты представить свою жизнь без него?

И вот опять.

Это чувство абсолютного ужаса при мысли о том, что я больше никогда не увижу его после окончания школы. Я потираю божью коровку на запястье, вспоминая целую жизнь воспоминаний о нем, хороших и плохих, и гадая, какой будет жизнь, когда мы попрощаемся с ним навсегда.

От одной мысли об этом у меня в груди становится пусто, но я лгу, надеясь, что однажды это станет правдой.

— Да.

Она пристально изучает мое лицо, прежде чем взять пульт и включить телевизор.

— Давайте посмотрим «Остров любви». И Сикс, — добавляет она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня, — если хочешь, чтобы я поверила тебе в следующий раз, постарайся не колебаться в течение двух полных минут, прежде