всколыхнул Европу, а я все еще помню тот день, когда я посетил тюрьму ПИДЕ в сопровождении Виктора Нету и Мануэла Карвалейру, тогдашних лидеров ПКП. Был драматический контраст между бесконечным простором неба Кашиаша, сливавшегося с безбрежным океаном, и могучим обликом форта.

Молодой солдат с длинными волосами, убранными под берет, провел нас по длинным коридорам с карцерами и комнатой свиданий, показал камеры пыток. Затем он наконец позволил нам спуститься по длинной, узкой лестнице, которая вела в подземелья тюрьмы. Перед нашими глазами открылось нечто вроде подземного озера – огромный бассейн с водой, из которого буквально прорастали столбы, поддерживавшие сводчатый кирпичный потолок. В каждый бетонный столб были вделаны металлические кольца. Была даже надувная лодка, которая, очевидно, служила для того, чтобы следить за людьми, прикованными к столбам: их погружали в воду по горло, и они были вынуждены бодрствовать, чтобы не утонуть. Арманду Батишта-Баштуш рассказывал через несколько дней после Революции гвоздик: «Я побывал в бесчеловечной машине, использующей в качестве подходящего предлога идеологию. Здесь принцип взаимного уважения между людьми был самым жестоким образом уничтожен. Того, кто попадал сюда, подвергали допросам и унижениям, и он видел, как рушилась вся его жизнь».

Затем мы посетили комнаты для допросов, расположенные на верхних этажах. Сотрудники ПИДЕ называли их «номерами люкс»: там имелись стол, стул и скамейка, кровать для сна и даже туалет. Пытки почти всегда начинались утром. Схваченный человек даже не знал, почему его арестовали: по словам врачей, это был психологический шок. Об аресте не сообщалось и родственникам, которые могли только догадываться о случившемся. Было запрещено читать книги и газеты, по крайней мере в первые дни. Единственный контакт предполагался с тюремщиками, которым не разрешалось разговаривать с заключенными. Допросы проводили четыре человека: инспектор, командир бригады и два офицера, которые иногда сменяли друг друга. Каждый играл для заключенного свою роль: один – «хорошего» парня, другой – «плохого», третий – просто равнодушного надсмотрщика, а последний был главным, который наблюдал за изменениями в поведении «подопытного», пытаясь их интерпретировать. Цель была всегда одна и та же – заставить подписать заранее подготовленное заявление, в котором допрашиваемый признавался в различных преступлениях или доносил на других людей, обвиняемых в подрывной деятельности. Заключенного вынуждали бодрствовать, заставляя постоянно вставать и ходить по комнате. Рывком открывали дверь в камеру, бросали на стол монеты; заключенного избивали, пичкали наркотиками, заставляли его принимать позу статуи или держать руки разведенными в стороны, как при распятии. Присутствие врача обеспечивалось лишь в случаях более жестоких пыток, когда несчастных доводили до амнезии или бреда, галлюцинаций, проблем с мочеиспусканием или сердечно-сосудистой системой. В некоторых случаях физические пытки приводили к переломам или ушибам, которые лечились там же, на месте. Задержанные получали шесть месяцев предварительного заключения, которое сопровождалось постоянными пытками. Первый допрос длился в среднем шесть часов днем и шесть часов ночью. В промежутках следили за тем, чтобы заключенный не заснул. Если допрашиваемый заявлял, что не считает ПИДЕ законным институтом, агенты зверели. Пытка лишением сна продолжалась три дня и три ночи.

Свидетельства о пытках

Только с падением режима Салазара и началом работы Национальной комиссии по поддержке политических заключенных стал возможным сбор свидетельств. Некоторые свидетельства появились после 25 апреля 1974 года. Кое-что я слышал сам в тот год перемен, а что-то взято из книги «ПИДЕ: История репрессий» (PIDE: А História da Repressão) под редакцией Александре Мануэла, Рожериу Карапиньи и Диаша Невеша. Эта книга, написанная самими выжившими и опубликованная в июне 1974 года, стала одним из первых неподцензурных изданий.

Антониу Жоаким Жервазиу, член Центрального комитета ПКП, сельскохозяйственный рабочий, был приговорен 22 февраля 1972 года к 11 годам и 8 месяцам тюремного заключения. «В третьей тюрьме, куда меня перевели, – вспоминал он, – со мной обращались как с господином, если сравнивать с предыдущей. Но это было обманчивое впечатление. На самом деле меня подвергали пытке лишением сна с вечера 31 июля по 17 августа. Я сумел поспать 7 или 8 часов в ночь с 16 на 17 августа. За 18 дней пыток меня заставляли бодрствовать более 400 часов! Пытки превратили меня в жалкое подобие человека, почти в полутруп, и мое состояние ухудшалось день за днем. Мне казалось, что моя голова огромная, пустая, холодная. Затем меня охватило общее недомогание, перешедшее в состояние мучительной агонии. Силы постепенно таяли, усиливалась боль, возникали зрительные и слуховые галлюцинации. Мне казалось, что я повсюду вижу крыс, пауков, кобр, змей, сороконожек – на моем теле, в комнате. Вроде бы такая привычная вещь – зрение, но для меня предметы меняли цвет и увеличивались в объеме, а стены, казалось, двигались. Возникало ощущение, что я слышу крики откуда-то издалека, я почти узнавал голоса друзей, стоны членов семьи… Состояние полубреда и галлюцинаций приводит к тому, что заключенный не понимает, где он находится. Он в каком-то непонятном месте, в загоне, из которого не может выбраться. Когда сил уже не остается, мучители бьют тебя головой о стену, ты оказываешься на полу, а тебя поднимают снова и снова. Чтобы не дать тебе уснуть, они издают различные звуки, бьют стульями о стены или двери, стучат разными предметами по столу, кричат все одновременно. В голове такой грохот, как будто тебя бьют по ней молотком. Когда ты доходишь до состояния полного изнеможения, они обливают тебя с ног до головы холодной водой с характерным гиканьем, а затем колют в самые чувствительные части тела. Одним словом, это жестокая и изощренная пытка, которая подрывает твое физическое и психическое здоровье на всю жизнь – из-за бессонницы и страданий, ухудшения интеллектуальных способностей, неврозов или других психических проблем».

Мария да Консейсан Матуш Абрантиш, служащая, впервые была арестована 21 апреля 1965 года. Ее тут же приговорили к полутора годам тюрьмы, причем первые два месяца она провела в одиночной камере. Затем, в 1968 году, ее снова арестовали и освободили после двух месяцев одиночного заключения. «Они ворвались в мой дом в 4:30, пока я спала, – вспоминает она, чуть не плача. – Они выломали дверь и пришли вооруженные до зубов, чтобы арестовать беззащитную женщину. Затем они разгромили все и унесли даже мои личные фотографии. Меня арестовали и увезли без объяснений, оставили в камере одну на много часов. В тот вечер, в 21:45, меня допрашивали в штаб-квартире ПИДЕ в Лиссабоне, но я ничего не ответила, даже заместителю инспектора Антониу Капеле, одному из самых матерых следователей, который начал работать в ПИДЕ в 1951 году. На следующее утро меня отвезли в Кашиаш, в камеру с восемью койками, где я все время была одна. Обратно на Руа Антониу Мария Кардозу я попала на следующий день в шесть часов утра, и мне сразу же пригрозили, что запрут меня в психбольнице, если я не расскажу о своей антифашистской деятельности. Затем они сказали, что арестовали моего мужа и что он во всем признался. Только на следующий день мне дали поесть. Меня привезли обратно в Кашиаш, допросили, раздели догола, оскорбляли, а надзирательница по имени Мадалена пинала меня ногами. Остальные громко смеялись. Допросы продолжались много дней – то в тюрьме, то в штаб-квартире ПИДЕ. С близкими я встретилась только через полтора месяца в тюремной комнате свиданий. Когда я вошла в комнату, они сначала ахнули, а потом разрыдались, увидев, в каком я состоянии. Затем меня поместили в одиночку, не позволили поговорить с адвокатом, не дали ни бумаги с ручкой, ни книги, ничего, что помогло бы мне скоротать время. И я осталась наедине со своими мыслями».

Жоаким де Роша Пинту де Андраде, ангольский священник, выпускник папского университета в Риме, философ и доктор теологии, а впоследствии один из лидеров Народного движения за освобождение Анголы, был арестован 25 июня 1960 года. Его семью преследовал колониальный режим. За время содержания под стражей его шесть раз переводили из тюрьмы в тюрьму. Когда его отправили из Луанды в Лиссабон, то обещали освободить, но вместо этого посадили на четыре месяца в карцер тюрьмы Алжубе. Он объявил шестидневную голодовку, потребовав улучшения условий содержания заключенных. В течение этих четырех месяцев карцера ни один агент ПИДЕ не связался с ним, несмотря