Поговорив с мадам Хуанвиль, Габриэль многое открыла для себя, она узнала, чего стоит женщине конкурировать с мужчинами в деловом мире. Габриэль было легко со своей клиенткой, потому что обе они разговаривали на одном языке, понимая друг друга с полуслова. С мужчинами-клиентами ей приходилось намного труднее, поскольку она вынуждена была каждый раз убеждать их в своей компетентности и мириться с их досадой по поводу того, что дела с ними ведет женщина. Клиенты подчас прибегали к различным тактическим уловкам, не останавливаясь ни перед лестью, ни перед скрытыми угрозами или даже оскорбительными намеками, причем многих из них Габриэль знала как деловых партнеров своего отца. Однако каждый клиент, имевший с ней дело, рано или поздно приходил к заключению, что все уловки тщетны и провести Габриэль не удастся.

Со дня званого ужина прошел месяц, и вот коконы, оставленные для разведения шелкопрядов, начали проявлять признаки жизни. Габриэль, находившаяся в это время в одном из сараев фермы, своими глазами видела появление на свет первых мотыльков. Они казались влажными и были темных оттенков, хотя вскоре их крылышки должны были побелеть и стать кремового цвета. Мотыльки без устали порхали по сараю, как будто в них проснулась неистовая жажда полета, движения. Элен, подошедшая в эту минуту к Габриэль, увидела, что ее подруга исполнена радостным волнением. Габриэль бросила на нее торжествующий взгляд.

— Все вдет так, как надо. Сразу же, как только их крылышки подсохнут, они начнут спариваться.

— А разве они не могут улететь отсюда? — с опаской спросила Элен, взглянув на деревянные ставни с большими щелями, которые прикрывали незастекленные окна. — Те прекрасные мотыльки, которые порхают в вашем зимнем садике, все время пытаются вылететь наружу.

Габриэль покачала головой.

— Этих крошечных мотыльков разводили в закрытых помещениях в течение многих столетий, поэтому у них отсутствует стремление к свободному полету, да и сил у них маловато.

Когда рабочие приступили к наматыванию шелковых нитей в шелкомотальной мастерской, Габриэль привела туда Элен. В помещении было очень жарко и душно. Здесь работали женщины, некоторые из них сидели у металлических чанов, стоявших на кирпичах на огне, разведенном под ними. Дети подбрасывали дрова в огонь, чтобы в чанах постоянно кипела вода. От коконов, опущенных в кипящую воду, начинали отходить шелковые нити, раскручиваясь понемногу. Габриэль невольно вспомнила кокон, упавший в чашку с горячим чаем китайской императрицы. Женщины ловкими уверенными движениями вылавливали концы нитей небольшими палочками и каждую из них закрепляли на рамы, которые находились рядом, а затем медленно и осторожно поворачивали рукоять и начинали неторопливо наматывать нить, давая ей возможность высохнуть в горячем воздухе прежде, чем она окажется на раме. Вся комната, таким образом, была затянута белыми нитями, словно паутиной.

— В этом способе получения шелковых нитей, пожалуй, ничего не изменилось с тех пор, как возникло шелкопрядильное производство, — сказала Габриэль, — и вряд ли он существенно изменится в будущем.

Она подвела Элен к одной из рам для намотки нитей, и они вместе полюбовались тем, как одна из работниц ловко снимает пряжу, тщательно осматривает ее, а затем скручивает в мотки. Полученный шелк-сырец был еще довольно грубым на ощупь и требовал дальнейшей обработки на специальных фабриках, после чего приобрел присущие ему качества — мягкость и блеск.

В помещении было довольно шумно — стоял гул голосов переговаривающихся между собой женщин, скрипели вращающиеся рамки и громко булькала в чанах кипящая вода, поэтому никто не слышал, как в шелкомотальную мастерскую вошел конторский служащий. Габриэль вздрогнула от неожиданности, когда он тронул ее за локоть.

— К вам клиент, мадам. Джентльмен. Он хочет видеть вас.

— Кто он? — спросила Габриэль на ходу, уже устремившись к двери.

— Думаю, он хочет сделать заказ на поставки шелка-сырца. Я не слышал его имени прежде. Какой-то месье Дево.

Элен, следовавшая за Габриэль, заметила, как та побледнела, услышав это имя, споткнулась на ровном месте и попросила служащего пройти вперед.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Элен.

— Разве ты никогда не слышала о семье Дево? — рассеянно сказала Габриэль, убирая со лба выбившуюся прядь волос. — Наша старая вражда вещлхнула с новой силой после злополучного столкновения экипажей в день моей свадьбы.

— Я знаю об этом, и все же как ты можешь столь предубежденно относиться к этим людям?

— Как бы там ни было, но я не желаю снова видеть Николя Дево. Поверь, у меня есть на это причины.

— И какие же это причины?

Габриэль так хотелось выпалить прямо здесь, сейчас, всю правду — а там будь что будет, только бы не видеть на невинном лице Элен выражения полного недоумения. Однако она не знала, в какие слова облечь свое нелегкое признание. Надо ли ей говорить невестке о том, какая непреодолимая сила влечет ее к Николя Дево и что она боится оставаться с ним наедине, так как может вновь утратить контроль над собой? Ей было достаточно одной короткой встречи с Николя в день свадьбы, и она уже чуть не расстроила всю церемонию бракосочетания, отдернув руку в тот самый момент, когда Эмиль готов был надеть ей на палец кольцо — однако причину своего непроизвольного движения Габриэль поняла много позже, после первого поцелуя с Николя под сенью деревьев в парке. Вражда семей служила Габриэль отговоркой, своеобразной защитой. Ей было противно постоянно прибегать к этой уловке, но у нее не было другого выхода. Нет, она не могла открыть Элен свою жгучую тайну. Габриэль казалось, что произнесенное вслух признание с неизбежностью повлечет за собой ее окончательное падение.

— У меня нет времени говорить на эту тему, — промолвила она. — Я должна встретиться с ним и потребовать, чтобы он уехал из нашей усадьбы.

С этими словами Габриэль решительно зашагала по тропе, ведущей к зданию конторы. А Элен направилась через лесопарк к дому — ее одолевали сомнения. Она была убеждена в том, что Габриэль угрожала какая-то опасность — слишком напугана и взволнована была ее подруга, а ведь она не робкого десятка! Погруженная в свои размышления, Элен подошла к террасе, на которой с книгой в руках сидел Эмиль, — он уже до такой степени окреп, что был способен самостоятельно каждый день выходить сюда.

Габриэль тем временем вошла в контору с черного хода и уселась за письменный стол Эмиля. Несколько мгновений она собиралась с мыслями и восстанавливала дыхание, а затем взяла со стола маленький колокольчик и позвонила. Служащий сразу же открыл дверь из приемной и впустил Николя в кабинет. По выражению его лица Габриэль поняла, что ей предстоит нелегкий разговор. Взволнованный и не на шутку встревоженный, он окинул ее испытующим взглядом. Габриэль решила, что ее отказ бежать с ним в ту бурную грозовую ночь уязвил его самолюбие и ожесточил его, поэтому он наверняка питает сейчас к ней враждебные чувства.

— Добрый день, Габриэль. Значит, в настоящее время вы заправляете здесь всеми делами.