И вдруг споткнулся, рухнул на колено. Как ни странно, но это сослужило добрую службу. Рассвирепевший «тенор», собираясь взять реванш, бежал за ним, обогнав подельников, не обращая внимания на боль в сломанной руке, изготовился прыгнуть на спину. И прыгнул, живчик гуттаперчевый. А когда Максимов споткнулся, тот просто перелетел через него, перекувыркнулся в воздухе и покатился, сотрясая воздух изысканными глаголами. Максимов помчался дальше, а когда тот оказался у него на пути, пытаясь привстать, топыря клешни и шипя что-то на своем змеином, он со всего размаха пнул его носком по глазу – и того отбросило еще на метр…

Когда сыщик вкатился в котельную, за ним бежали только трое. Вопили, потрясали ножами. Максимову требовалось всего лишь три секунды покоя, чтобы дотянуться до пистолета, но он никак не мог их получить. Проще выбить заслуженный отпуск в частной организации, чем эти спасительные три секунды. Он, разумеется, споткнулся на пороге, отбился от кого-то ногой и покатился в темноту по массивным каменным ступеням. Кубарем, в «сугроб», да он же так все кости переломает! Но нельзя было останавливаться – через пролом, оглашая пространство крепкой руганью и отталкивая друг дружку, уже лезли разобиженные бандиты. Максимов сгруппировался, приземлился на пятки, но с инерцией не поспоришь – она тащила его куда-то дальше, опрокидывала, и он ударился плечом в заросший грязью паровой котел. Боль встряхнула – неужели и после этого будет жить? Каким-то чудом оказался на ногах, видел, как катились двое, а третий оказался умнее, спускался осторожно, прощупывая ступени…

Максимов метнулся в сторону – ну наконец-то он получит свои выстраданные секунды! И в этот момент неуклюжий «басист», приземлившийся там же, ухитрился извернуться, выбросил вперед руку и схватил его мощной пятерней за лодыжку. Сыщик снова ударился плечом, да так, что искры из глаз посыпались. Он тряс ногой, но пальцы все глубже вонзались под кожу. Он не мог дотянуться до пистолета – тот оказался под ним, и просто не было возможности просунуть под себя руку!

– Мужики, я держу его… – хрипел бандюган. – Держу, хватайте его!

А он уже чувствовал, как близится неотвратимое. Сердце сжималось от ужаса и страха. Действительно, страшнее быть не может – полоснут ножом по сухожилиям на лодыжке – и привет, пожизненный инвалид. Впрочем, долго помучиться и не придется, живенько оприходуют, даже не успеешь почувствовать себя инвалидом. Свободная рука рыскала по полу. Какая-то крошка, ржавая проволока… Есть – полуметровый кусок трубы! Он сжал ее до «характерного» хруста в суставах и начал изворачиваться – тужась, скрипя, разрывая жилы. Извернулся и принялся что есть мочи дубасить по держащей его руке. Хрустнула кость, «басист» взревел нечеловеческим басом. Заключительный удар Максимов нанес по голове, – и снова что-то хрустнуло, он очень надеялся, что не труба… Пострадавший катался по полу, ревел благим матом – об него благополучно споткнулся визгливый, летящий на смену. А Максимов, уже откатившись в противоположную сторону, пополз куда-то на корточках. Ткнулся лбом в подвернувшийся бак, который тревожно и драматично загудел, поднялся, заковылял, пошатываясь, к стене, начал взбираться на гору металлолома. Зачем? Голова решительно не соображала. Когда он обернулся и прижался к стене, зрение сыграло с ним злую шутку – к нему приближались две тени. А может, и не две. Он сконцентрировался, прищурился. Да, подходят двое, поигрывая ножичками, – визгливый и заика. Молчали, и это правильно – чем меньше говоришь, тем больше понимаешь, что делаешь. Ах да… Вспомнив кое о чем, Максимов залез непослушной рукой в карман, вытащил «дрель» и передернул затвор. Звук насторожил бандитов, они переглянулись, ускорили шаг. Но он успел выстрелить заике в голову. Громыхнуло – словно гаубица гавкнула. Заика дернулся, всплеснул руками и повалился, не сказав ни слова.

Зато визгливый отчаянно завопил:

– Сука!!! – И эхо тревожно забилось под потолком.

Он бросился на Максимова, потрясая ножом, отпихнулся от заплесневелого бака, перепрыгнул открытое пространство и полез на гору с металлоломом, словно и не видел, что в грудь ему нацелено оружие. Максимов ждал до последнего, рука тряслась, зрение подводило, стрелять в голову он уже не мог – у этой твари их почему-то выросло две. И когда бандит был уже рядом, уже замахивался, изрыгая матерщину и водопады слюны, надавил на спусковой крючок.

Визгливый покатился вместе с какими-то шестеренками и шурупами, кровь фонтаном захлестала из груди. Максимов в изнеможении опустился на корточки. Но когда почувствовал, что железо уходит из-под ног, неохотно спустился на пол, предусмотрительно обогнув истекающего кровью покойника. Сделал три шага и поднял голову, чтобы отыскать взглядом лестницу. Откуда ни возьмись, выполз недобитый «басист», молчавший все это время, а как схватил Максимова за ногу уцелевшей рукой, так мгновенно разразился непечатной тирадой. Сыщик ничего уже не слышал, в ушах звенело, как на колокольне. Он потерял равновесие, свалился, выронив «дрель», – поначалу даже не понял, что случилось. События волочились, как в тумане. Но когда возникла над ним окровавленная башка, изрыгающая рулады и чудовищный запах, а горло сдавила мощная пятерня, не на шутку забеспокоился. Начал вырываться, но под бычьей тушей это было просто смешно. Он задыхался, пальцы «басиста» вгрызались в горло, боль пронзила адская, сознание померкло, но сыщик все еще не сдавался. Одной рукой пытался выдавить бандиту глаз, а вторая шарила по полу. Нащупала тяжелую шестерню, прикатившуюся из другого угла, обхватила ее…

Боковой удар по виску потряс «басиста». Он взревел, как буйвол, пальцы ослабли, но для полного логического завершения пришлось ударить еще раз. Только после этого громила отвалил, прислонился спиной к паровому котлу и принялся тяжело дышать. Кровь из головы хлестала уже из нескольких отверстий. Максимов поднимался, как во сне, кряхтел, корячился – эту сцену он явно подглядел в каком-то голливудском фильме. И всегда его будоражил вопрос: а если в самый интригующий момент под рукой ничего не окажется? Он опустился на колени напротив обессилевшего противника, отдышался, пришел в себя и похлопал раненого по плечу – мол, ничего, ничего… Потом повторил упражнение – поднял шестерню, на этот раз обеими руками, мобилизуя все, что еще оставалось в организме, уловил тяжелый взгляд бандита и ударил по макушке, вминая надломанную кость в мозг…

Отыскав пистолет, Максимов по каменным ступеням полез из котельной. Кружилась голова, пришлось опуститься на корточки – благо в эту минуту его никто не видел, вот бы Вернер с Екатериной ухохотались… Добравшись до верха, уцепился за косяк, мысленно поздравил себя и, сохраняя относительную вертикаль, перевалился через порог.

На улице мело и дул порывистый ветер. Но было относительно светло благодаря усыпавшему землю снежку и луне, разорвавшей тучи. В паре метров от входа корчился последний доходяга, которого он пнул по глазу. Тот держался за голову, стонал и раскачивался из стороны в сторону – словно раскаивался в многочисленных грехах. Услышав шум, поднял голову, и Максимов содрогнулся – одна рука у бедолаги была неестественно вывернута, а там, где должен присутствовать правый глаз, набухала мощная кровавая припухлость.