— Ах, бедный мой Леоне, — сказал молодой человек, — император Карл Пятый хотел выдать свою племянницу за графа Бресского, принца Пьемонтского, герцога Савойского. Он хотел для нее коронованного мужа, а не бедного Эммануила Филиберта, у кого из всех его земель остались только город Ницца, долина Аосты да три-четыре ничтожные крепости в разных местах Савойи и Пьемонта.

— О! — воскликнул Леоне с радостью, которую он не сумел скрыть.

Но, мгновенно обретя снова власть над собой, он сказал:

— Это не важно и ничего не должно менять в моем решении, монсеньер!

— Значит, — сказал Эммануил более опечаленный решением мальчика, чем известием о потере своих земель, — ты все же меня покидаешь, Леоне?

— Это так же необходимо сегодня, как было необходимо вчера, Эммануил.

— Вчера, Леоне, я был богат, могуществен, у меня на голове была герцогская корона. Сегодня я беден, лишен всего, у меня осталась в руках только шпага. Покинув меня вчера, Леоне, ты был бы просто жесток, а сегодня — ты неблагодарен!.. Прощай, Леоне!

— Неблагодарен! — воскликнул Леоне. — Господи, ты слышишь: он говорит, что я неблагодарен!

И, видя, что Эммануил, мрачный и нахмуренный, собрался выйти из комнаты, он закричал:

— О Эммануил, Эммануил, не уходи так, я умру! Эммануил обернулся и увидел, что мальчик, бледный, шатающийся, почти без сознания, протягивает к нему руки.

Он бросился к нему, обнял, чтобы поддержать, и невольно, сам не понимая, что он делает, прижался губами к его губам.

Леоне душераздирающе вскрикнул, как будто его коснулось раскаленное железо, потерял сознание и упал навзничь.

Эммануил расстегнул застежку на вороте его камзола, разорвал накрахмаленные брыжи, в которых ребенок задыхался, и, чтобы дать ему воздуха, одним движением расстегнул все пуговицы на жилете.

И тут он закричал, но не от боли, а от удивления и радости!

Леоне оказался женщиной!

Придя в себя, Леоне больше не существовал, однако Леона стала любовницей Эммануила Филиберта.

С этой минуты для бедной девочки и речи не могло быть о том, чтобы покинуть своего возлюбленного, кому без всяких объяснений все сразу стало понятно: тоска, склонность к уединению, желание убежать. Поняв, что она любит Эммануила Филиберта, Леона хотела уехать от него; но с того времени, как молодой человек похитил ее любовь, Леона отдала ему свою жизнь.

Для всех паж остался красивым юношей по имени Леоне.

И только для Эммануила Филиберта паж стал прекрасной девушкой по имени Леона.

Как государь Эммануил потерял Брес, Пьемонт и Савойю, за исключением Ниццы, долины Аосты и долины Верчелли.

Но как человек он не потерял ничего, потому что Бог послал ему Шанка-Ферро и Леону, то есть два величайших дара, какие Господь в своей небесной щедрости может ниспослать своему избраннику на земле, — преданность и любовь!

Расскажем теперь в немногих словах, что произошло за время, истекшее с того памятного дня до момента, с которого мы начали свое повествование.

Эммануил Филиберт сказал в тот день Леоне, что у него осталась только его шпага.

Восстание лиги протестантов в Германии, начавшееся под руководством Иоганна Фридриха, курфюрста Саксонского, которого беспокоили постоянные посягательства

Империи на его права, дало возможность Эммануилу Филиберту предложить шпагу императору.

На этот раз Карл V принял предложение.

Протестантские князья восстали под тем предлогом, что Фердинанд, брат императора, при жизни последнего не мог стать королем римлян.

Лига образовалась в городке Шмалькальден, располагавшемся в графстве Хеннеберг и принадлежавшем ландграфу Гессенскому, а потому и получила название Шмалькальденской, под которым она и вошла в историю.

Генрих VIII колебался и решил воздержаться, Франциск I, наоборот, со всей радостью согласился присоединиться к ней.

Все это случилось давно: 22 декабря 1530 года состоялось первое собрание.

Сулейман тоже состоял в этой лиге. Он и на самом деле оказал ей помощь, осадив Мессину в 1532 году.

Но Карл V выступил против него, имея девяносто тысяч пехоты и тридцать тысяч конницы, и вынудил его снять осаду.

Кроме того, ему на помошь пришла чума и он разбил армию Франциска I в Италии; в результате чего с одной стороны последовал Камбрейский договор, заключенный 5 августа 1529 года, а с другой — Нюрнбергский договор от 23 июля 1532 года, и Европа получила короткую мирную передышку.

Читателю уже известно, насколько продолжителен обычно бывал мир, заключенный Франциском I. Нюрнбергский договор был нарушен, и Шмалькальденская лига, успевшая собрать все свои силы, выступила снова.

Император лично возглавил поход против шмалькальденцев. То, что происходило в Германии, по-видимому, всегда трогало его больше, чем происходившее в других местах.

А было так потому, что Карл V понимал: после упадка папской власти самой могущественной державой в мире оказалась Империя.

Вот при каких обстоятельствах 27 мая 1545 года Эммануил Филиберт отправился в Вормс, где находилась ставка императора. Юного принца, как всегда, сопровождали Шанка-Ферро и Леоне.

Кроме того, с ним было сорок дворян.

Это была вся армия, которую смог собрать в своем государстве и послать на помощь свояку тот, кто до сих пор носил титулы герцога Савойи, Шабле и Аосты, принца Пьемонта, Ахайи и Морей, графа Женевского, Ниццского, Астийского, Бресского и Ромонского, барона Во, Жекса и Фосиньи, сеньора Верчелли, Бофора, Бюже и Фрибура; князя и постоянного викария Священной Римской империи, маркиза Итальянского и короля Кипра!

Карл V принял племянника превосходно; он даже позволил, чтобы Эммануила в его присутствии титуловали «величеством», потому что его отец Карл III все еще претендовал на Кипрское королевство.

Эммануил Филиберт отплатил за добрый прием, проявив чудеса храбрости в битвах при Инголыитадте и Мюльберге.

Последнее сражение прекратило борьбу. Вечером на перекличке десять из сорока дворян Эммануила Филиберта не отозвались: они были убиты или ранены.

Что же до Шанка-Ферро, то, опознав среди сражающихся курфюрста Иоганна Фридриха по его сильному фрисландскому коню, гигантскому росту и наносимым им мощным ударам, он стал его преследовать.

И наверное, при Мюльберге он получил бы кличку Шанка-Ферро, если бы его с давних пор не прозвали так.

Сначала он сломал курфюрсту правую руку ударом булавы, а потом ударом острой части своего ужасного топора разрубил ему шлем и лицо так, что, когда пленник предстал перед императором и поднял исковерканное забрало, он вынужден был назвать свое имя: все его лицо представляло собой страшную рану.