Но впереди всех оказались два дюжих санитара с носилками. Уложив на них подвывающего Константина Константиновича и поставив на ноги окончательно расплющенную им Дину, санитары поспешно транспортировали несчастного на осмотр к врачу.

Дина ощупала свое тело — цела ли? — отряхнулась, собрала в кучу обломки и обрывки шезлонга с инвентарным номером 808 и останки скамеечки, у которой тоже обнаружилось имя собственное — «Клава», — вырезанное ножом на обратной стороне сиденья. Она погрузила деревяшки на разорванную полосатую ткань и волоком потащила все это в больничный корпус.

* * *

Константина Константиновича привезли на громыхающей каталке в палату.

— Три дня не подниматься, — сказал он Дине, сокрушенно улыбаясь.

— Больно? — спросила она.

— Пройдет.

Они умолкли, глядя друг на друга с волнением. Каждый знал, о чем сейчас думает другой.

Вошла медсестра. В руках у нее была пол-литровая банка, похожая на ежика: на горлышко банки с прозрачной жидкостью и ватой на дне была натянута марля, из которой торчали термометры.

— Гостям покинуть помещение на десять минут, — зычно объявила медсестра и протянула Константину Константиновичу градусник.

Он распахнул пижаму, открыв широкую грудь, и упрятал его под мышку.

Дину смутило это неожиданно представшее ее глазам зрелище. Она опустила взгляд и вышла.

* * *

Как-то, сидя под пестрым ситцевым зонтиком на переполненном отдыхающими анапском пляже, совсем еще маленькая Дина разглядывала копошащийся вокруг народ. Будь она занята каким-нибудь важным делом — собиранием ракушек, например, или поиском морских чертиков, или строительством песчаных замков, — ей не было бы дела до всей этой безликой полуголой толпы. Но то были самые первые дни на море, и Дина знача, что мама не позволит ей перегреться на солнце и обгореть, чтобы потом, как некоторые, весь сезон прикрывать свои сожженные пунцовые спины, животы или плечи косынками, полотенцами и прочим сподручным тряпьем да так и уехать домой с пятнистой кожей. И она послушно коротала время под солнцезащитным зонтиком.

Возможно, впервые в своей жизни Дина осознанно разглядывала представителей человеческой расы в наиболее удобном для анатомических исследований виде. В обстановке обыденной жизни все люди различались лишь несколькими признаками: принадлежностью к мужскому или женскому роду, возрастом и лицом. Здесь же, на южном пляже, число различий неизмеримо возрастало. Например, маленькие мальчики и девочки, бегающие по пляжу нагишом, отличались, оказывается, не только наличием или отсутствием косичек на голове, но и еще некоторой деталью, имеющей место у одних и напрочь отсутствующей у других. Для чего мальчикам этот маленький червячок внизу живота, Дина не знала. Но спрашивать маму почему-то не стала. Так надо, решила она, — должны же мальчики чем-то отличаться от девочек.

Взрослые были устроены тоже весьма различно.

Почему одни дяди и тети худые, а другие толстые? Можно было бы сказать, что, старея, люди становятся толстыми, если бы не так много исключений из этого правила… В садике, вспомнила Дина, у нее есть друг, очень добрый мальчик по имени Владик. Он очень толстый, и его все дразнят обжорой — он и вправду много ест. Наверно, решила Дина, все толстые дяди и тети в детстве много ели… Так, с большими животами и попами все было ясно.

О том, что грудью, прикрываемой лифчиками, женщины кормят маленьких детей, Дина знала не понаслышке: она не раз наблюдала, как их соседка тетя Шура кормила свою маленькую щекастую курносую дочь. Но то, что эта часть тела так радикально различна у женщин по форме и размерам, было для Дины открытием. Наверно, подумала Дина, если один ребеночек высасывает из груди все молоко и она становится маленького размера, то это значит, что женщина уже не сможет родить другого — ей будет нечем его кормить. А те женщины, у которых грудь большая и в ней много молока, рожают детей, пока последний не высосет все до капли. Вот у Дининой мамы небольшая грудь, значит, Дина выпила все молоко и детей у мамы больше не будет. Да, именно так! — решила Дина и принялась за дальнейшие исследования.

Дальше оказалось, что у мужчин тоже есть нечто, отдаленно напоминающее женскую грудь, но, в отличие от женщин, они не прикрывают ее от посторонних взоров. И еще, в отличие от женщин, у некоторых мужчин эта самая часть тела покрыта волосами, а у некоторых кожа там совершенно гладкая, как у женщин. И это было не совсем понятно. Напрашивался логический ход: если одни дяди носят усы или бороды, а другие гладко бреют лица, возможно, что с грудью и животом они обходятся точно так же.

— А что, — спросила Дина маму, сидящую тут же, под зонтиком, и занятую вязанием, — некоторые дяди носят на груди бороду, а другие бреют? Как на лице?..

Мама засмеялась:

— Нет. Просто некоторым дядям не повезло, и у них на груди не растет борода.

Из этого ответа Дина уяснила, что отсутствие волосяного покрова на теле мужчины означает некоторую физическую ущербность — им «не повезло».

Теперь-то Дина понимала, что наличие или отсутствие волос на груди мужчины не делает его лучше или хуже… Так же как понимала и то, что размер женской груди вовсе не говорит о запасе молока на определенное количество детей. Тем не менее, глядя на свою маленькую аккуратную грудь, она знала, что ребенок у нее будет только один. Только один. Мальчик.

А увидев волосатую грудь Константина Константиновича, поняла, что повезло не так ему, как ей… От этой мысли перехватило горло.

* * *

Дина стояла в коридоре у распахнутого окна и смотрела во двор. Закатное солнце и легкий ветерок лениво играли друг с другом в догонялки среди густой глянцевой листвы тополей, ласточки с пронзительным свистом провожали день, а по дорожке с деловым видом протрусил Тузик.

Дина с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться вслух, вспомнив его выходку с гипсовой ногой. И тут же ее едва не покачнуло от другого воспоминания…

Перед глазами стояло лицо Константина Константиновича, и она, Дина, отраженная в его зрачках… Его губы вот-вот коснутся ее губ, а его ладонь уже обхватила ее затылок. Ей хотелось снова пережить тот поцелуй. Ей хотелось прикоснуться руками, лицом к его телу…

— Невесты могут продолжить свидание с женихами. — Веселая медсестра вышла из палаты с охапкой термометров в руке.

Вдруг она осеклась и очень внимательно посмотрела на Дину.

— Что с вами, невеста? — озабоченно спросила она. — Вам плохо?

Дина мотнула головой:

— Нет, мне не плохо.

— Вы уверены? — Сестра решительно обхватила крепкой надежной рукой Динино запястье и попыталась нащупать пульс.

Дина вежливо высвободилась и улыбнулась сестре:

— Все в порядке, правда… спасибо.

Она вошла в палату и села на стул рядом с постелью Константина Константиновича.