Глядя на мертвое тело. Директриса Отказ гладит кота у себя на руках. Рыжая с подпалинами кошачья шерсть носится в воз-духе и оседает на все, что можно.

Обмороженная баронесса и Графиня Предвидящая опускаются на колени рядом с бездыханным телом. Они не плачут, но глаза у обеих распахнуты так широко, что белки видны снизу и сверху от радужки. Так смотрят на выигрышный лотерейный билет.

Глядя на тело. Святой Без-Кишок поглощает холодные спагетти из серебряного пакета. Кошачья шерсть — в каждой ложке, сочащейся красным.

Это мы — мы против нас, против самих себя на ближайшие три месяца.

Мистер Уиттиер наблюдает с верхней площадки лестницы, сидя в своем инвалидном кресле. Рядом с ним Граф Клеветник что-то пишет в своем блокноте.

Мистер Уиттиер тычет в него пальцем в старческих пятнах и говорит:

— Ты все это записываешь?

Граф кивает, не отрываясь от своей версии правды: ага.

— Тогда давай расскажи нам историю, — говорит мистер Уиттиер. — Вернемся к камину, — говорит он, подергав дрожащей рукой. — Пожалуйста.

И Граф Клеветник улыбается. Переворачивает страницу, надевает на ручку колпачок. Поднимает глаза, говорит:

— Кто-нибудь помнит старый телесериал, «Дэнни, который живет по соседству»? — Он говорит очень медленно, низким раскатистым голосом. — Как-то раз… — говорит он, — как-то, раз моя собака сожрала какую-то гадость, завернутую в алюминиевую фольгу…

Стихи о Графе Клеветнике

— Эти люди в очереди за билетами, — говорит граф, — за неделю до премьеры нового фильма…

Им платят за то, что они стоят в очереди.

Граф Клеветник на сцене — держит перед собой лист бумаги в вытянутой руке.

Неисписанный чистый лист закрывает лицо.

Видны только синий костюм, красный галстук. Коричневые ботинки.

На запястье — золотые часы

с гравировкой — «Прими поздравления».

На сцене вместо луча прожектора, вместо лица,

На листочке бумаги — крупным шрифтом проекция газетного заголовка:

«Репортер местной газеты получает Пулитцеровскую премию»

Из-за проекции заголовка граф говорит:

— Эти люди всю жизнь проводят в очередях.

Живут от премьеры к премьере, от одного блокбастера до другого.

Этих якобы рьяных фанатов-подростков возят из города в город на студийных автобусах.

Отсматривоть фильмы: от научной фантастики до фантазий про супергероев.

Каждую неделю: новый город, новый мотель, новый фильм с возрастными ограничениями до 13 лет, от которого они якобы без ума.

Эти наряды из фольги и картона — такая явная, трогательная кустарщина.

Их готовят художники по костюмам и заблаговременно отправляют по намеченному маршруту.

Все эти ухищрения нужны для того, чтобы обмануть местную прессу и телевидение: чтобы они сделали репортажи с места событий, обеспечили фильму бесплатную дополнительную рекламу и настроили потенциального зрителя, что эта картина будет иметь грандиозный успех.

Студия не зря тратит время и деньги.

Акции подобного рода принято называть «культивированием аудитории».

В нагрудном кармане рубашки мигает красный индикатор компактного диктофона, который фиксирует каждое слово.

И Граф задает вопрос:

— И кто из них больше дурак?

Репортер, который отказывается выдумывать смысл жизни?

Или читатель, который так хочет смысла?

И с готовностью принимает его от любого, кто потрудится облечь этот смысл в слова?

Граф Клеветник — голос из-за листа бумаги — говорит:

— У журналиста есть право…

…и он просто обязан

уничтожать золотых тельцов,

которых он сам же и помогает творить.

Рассказ Графа Клеветника

Как-то раз моя собака сожрала какую-то гадость, завернутую в алюминиевую фольгу, и пришлось выложить штуку баксов, чтобы сделать ей рентген. У нас на заднем дворе все завалено мусором и битым стеклом. Лужицы антифриза на автостоянке — отрава для собак и кошек.

Ветеринар, даже при том, что весь лысый, все равно очень похож на одного моего старого друга. На мальчишку, с которым мы вместе росли. Эта улыбка — я помню ее с детства. Эту ямочку на подбородке, и каждую веснушку у него на носу. Я их знаю. Эта щель между двумя передними зубами — он так классно через нее свистел.

Здесь и сейчас: он что-то колет моей собаке. Стоя у серебристого стального стола, в холодной комнате, отделанной белым кафелем, придерживая моего пса за шкирку, он что-то такое рассказывает о сердечных глистах.

Когда я листал телефонный справочник в поисках ветеринара, я был буквально ослепшим от слез, потому что боялся, что мой пес умрет. И все-таки я разобрал: Кеннет Уилкокс, доктор ветеринарии. Мне почему-то понравилось это имя. Имя моего спасителя.

Сейчас, рассматривая уши моей собаки, он что-то такое рассказывает о чумке. На нагрудном кармане его халата вышито: «Доктор Кен».

Даже звук его голоса — как эхо из прошлого. Я помню, как он выпевал: «С днем рождения тебя». И кричал: «Первый страйк!» — на бейсбольном поле.

Это он, мой старый друг. Только, конечно, он вырос и изменился. Под глазами — мешки и темные круги. Двойной подбородок. Желтые зубы. И голубые глаза уже не такие яркие, какими были когда-то. Он говорит:

— А она симпатичная. Кто? — говорю.

— Ваша собака.

Я все смотрю на него, на его лысую голову и голубые глаза, и спрашиваю:

— А вы в какой школе учились?

Он называет какой-то колледж в Калифорнии. Я даже не знаю, что это за место. В первый раз слышу.

Когда я был маленьким, он тоже был маленьким. И мы выросли вместе. У него была собака по кличке Скип, Прыг-скок. Он все лето ходил босиком, целыми днями рыбачил и строил дома на деревьях. Я смотрю на него и как будто воочию вижу, как он лепит того замечательного, идеального снеговика, а его бабушка наблюдает за ним из окна кухни. Я говорю:

— Дэнни?

И он смеется.

На той же неделе я приношу редактору статью. Про него. Про то, как я совершенно случайно встретил маленького Кении Уилкокса, который когда-то, сто лет назад, играл мальчика Дэнни в телесериале «Дэнни, который живет по соседству». Малыш Дэнни, с которым мы все росли вместе, теперь он стал ветеринаром. Живет в предместье, в собственном доме с участком. Постригает свою лужайку. Да, это он: лысый дядечка средних лет, располневший и всеми забытый.