— Колитесь, — прошептала я, и он ответил так же тихо:

— Совсем нет. Очень болит?

— Только от прикосновений.

Мы молчали, а воздух вокруг сгущался, и хотелось оттянуть ворот блузки, чтобы дышать нормально. Только вряд ли рядом с Егором мне это удастся.

— Надо посмотреть. Ты не против?

Я покачала головой. Было страшно. И хотелось, чтобы руки его коснулись меня не только через ткань юбки, а напрямую, кожа к коже. Его пальцы потянули осторожно вверх край блузки, заправленной в юбку, я стояла прямо, вытянувшись по струнке, и следила за его смуглыми пальцами.

Он посмотрел на меня снизу вверх:

— Если хочешь, то можешь дальше сама.

Я сглотнула, кивнув. Уцепилась негнущимися пальцами за молнию на юбке, расстегнула ее на пару сантиметров и оттянула резинку вниз, обнажая косточку на бедре.

— Синяк огромный, — Егор провел подушечкой указательного пальца по наливающейся фиолетовым коже, и я застонала, — так больно?

Было совсем не больно. Было… жарко, горячо, кожа ощущалась как кипяток. Я покачнулась, понимая, что колени стали мягкие, как желе, и если сейчас не присесть, то я растекусь возле ног Егора.

— Эй, эй, Ева, только не падай, — он подхватил меня мягко на руки, — пойдем, напою тебя крепким чаем, а потом вызовем врача.

Пока он нес меня до кухни, я слушала, как часто бьется его сердце, — также, как и мое собственное. Он волновался, этот красивый до умопомрачения мужчина, только виду не подавал.

Но этот ритм сердца — слишком быстрый для нормального — говорил о многом.

Егор опустил меня на диван, занимавший дальнюю стену, подоткнул подушку мне под голову, помогая устроиться удобнее.

— Ну и что мне делать с тобой, Ева? — спросил, вроде как в шутку, но голос был слишком серьезным.

А я зажмурилась и сказала:

— Поцелуйте меня.

— Поцелуйте меня. Пожалуйста.

Я сказала это Егору и зажмурилась от собственной смелости.

Никогда раньше я не вела себя так, как сейчас. Мне привычнее было оставаться в тени, надеяться, что на меня посмотрят сами, но никогда не предпринимать первых шагов.

А здесь я и сама задыхалась от того, что говорила и делала, и мне казалось, что Егор сходит с ума вслед за мной.

Он не обозвал меня, не засмеялся в ответ, не накричал, хотя мысленно я была готова ко всем этим вариантам.

Напротив, взгляд его потемнел. Он наклонился ближе, и я могла вдоволь разглядывать его красивое лицо, только касаться все еще не смела первой.

— Ева, — сказал Егор, в его голосе было предупреждение. О том, что если я сейчас продолжу, то назад ходу уже не будет.

Я это понимала. Боялась чертовски, каждый шаг как по тросу над бездной, и все — без страховки. Только повернуться уже не получится, поздно слишком.

— Я и сама боюсь, — прошептала я искренне, — но вы спросили, а я ответила.

— Ты понимаешь, что я чужой незнакомый мужик, а ты в моей квартире и просишь поцеловать? — он наклонился еще ближе, опираясь на диван, а я лежала, не шелохнувшись. Егор говорил, чтобы я протрезвела от собственных чувств, но куда там, когда сердце шпарит как бешеное, а в голове ни одной дельной мысли, только острая необходимость почувствовать вкус его поцелуя.

— Понимаю, — шепчу ему в самые губы, — наверное, я с ума сошла.

— Наверное, — кивает он, — и я тоже.

А потом был мой первый настоящий поцелуй. Нет, с мальчишками я целовалась, но это было мокро и не очень приятно.

А с Егором…

Мурашки волнами бегут по телу, я снова — воздушный шарик, который поднимается легко с дивана и оказывается в чужих руках. Его губы твердые, чуть шершавые, а отросшая щетина колется, но мне не больно, мне приятно.

Егор обнимает мое лицо ладонями, точно боится, что шарик в его руках выскользнет и улетит под самый потолок, а я от этих прикосновений таю просто. Мужские пальцы, шершавые, сильные, гладят лицо, сжимают, проскальзывают в волосы, слегка оттягивая назад и заставляя меня подставить шею.

— Вкусная, — шепчет Егор, а я не в состоянии говорить, я могу лишь мычать, полностью теряясь в собственных умопомрачительных ощущениях. Они такие яркие, что разрывают изнутри, заставляя терять опору под ногами, и когда Егор поднимает меня на руки, я уже не ориентируюсь в пространстве, просто обнимаю его, обвиваю, как обезьянка, руками и ногами.

— Сумасшедшая ты, — шепчет он и несет куда-то, я не вижу, да и не хочу, мне достаточно сейчас уткнуться в его одежду, пытаясь надышаться этим ароматом, набрать его в легкие, чтобы растянуть на дольше в памяти.

Мы оказывается у него в спальне, я ощущаю под спиной упругость матраса, прохладу постельного белья, — на нем тоже хранится запах Егора.

Я не хочу говорить ему о том, что для меня это будет первый раз, хотя и стесняюсь полного отсутствия опыта.

Я практически горю, когда Егор, нависая надо мной, начинает избавляться от рубашки, и я вижу перед собой его идеальное тело. Сильные мышцы, темные волоски на груди, дорожку, уходящую за линию джинс с расстегнутой верхней пуговицей.

— У тебя еще есть время, чтобы сбежать, — последнее предупреждение, но мы же оба понимаем, что никакие сокровища мира не заставят меня сейчас подняться и уйти из его объятий.

— Поздно, — признаюсь ему чистосердечно. Он расстегивает манжеты, стягивает рубашку с широких плеч, и откидывает ее в сторону. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше видеть его, но когда Егор берется за ремень, понимаю, наконец, что мне страшно. Мелкая дрожь начинается от кончиков пальцев, и я сглатываю, закрывая глаза.

«Мамочки, что же ты наделала, Ева?», — но поддаться панике я просто не успеваю, — мужские руки обхватывают меня за щиколотки и притягивают к себе так, что юбка задирается до самого пояса.

— Открой глаза. Я хочу на тебя смотреть, — Егор нависает надо мной, опираясь на ладони, и я послушно распахиваю глаза. Боже, какой он красивый! Мне никогда не доводилось близко общаться с такими мужчинами, я вообще была уверена, что они только в кино и встречаются.

А теперь — теперь он передо мной, и все его естество недвусмысленно кричит о том, что я ему нравлюсь. Только я и сама горю, безумное пламя полыхает, опаляя бедра, разрастаясь внизу живота и поднимаясь вверх, заставляя ерзать в нетерпении и подаваться навстречу мужскому телу.

Откуда это во мне? Я сама себя не узнаю, точно в моем теле почти двадцать лет пряталась другая девушка — женщина — и сегодня, по достижению положенного срока, она вырвалась на волю. Смелая. Красивая. Желанная. И мне так нравится ею быть, забыв хотя бы на одну ночь про все свои проблемы, про безденежье, сумасшедшую тетю, проблемы с учебой и вагон комплексов, связанных с этим.