«Что делать? Для начала вытащить ту задиристую девчонку!»

Это было неоптимальное, может быть, неправильное, но понятное и осуществимое решение. И главное, оно нравилось Глебу, в этом сталкер не стал хитрить.

У Анны Павловны его не ждали, дом стоял окнами нараспашку. Глеб решил, что Инга снялась вместе с другими сталкерами, но услышал голоса и перемахнул через забор.

— …посмотри — не дура и не уродина, — выговаривали кому-то в доме; в ответ вздыхали.

Глеб остановился под окном, чтобы дослушать фразу. Инга! И эта, вторая, дочь хозяйки. Девушки секретничали, и в другое время Глеб ретировался бы, но не сейчас. Он коротко стукнул в стекло, чем всполошил подружек, и полез через подоконник. Не то, чтобы дверь не для него рубили, а просто лишние секунды быстро складывались в совершенно не лишние минуты.

С экономией Рамзес прогадал. Он уперся грудью в ствол и понял, что придется объясняться.

— Ты?!

Инга подняла оружие, и Глеб мимолетно удивился. Машинка подобрана со вкусом! Карабин «Тигр-9», модифицированный по спецзаказу, если судить по некоторым характерным деталям. На ствол для защиты от грязи натянут презерватив, что есть практика известная и во всех армиях мира одобряемая. Но здесь и сейчас презерватив смотрится забавно.

— Ой, как в романе… — вторую девицу Глеб сначала опознал по голосу; невзрачная и простодушная хозяйкина дочь. Теперь вспомнил и как зовут — Леночка.

Роман действительно присутствовал, девица прикрывалась им по самые уши; с обложки скучающе смотрел на мир красавец-мачо, неловко срисованный с актера Бандераса. Приглядевшись к девушке внимательнее, сталкер понял, что ошибся на ее счет. Леночка не выглядела глупой, просто в присутствии мужчин у нее случался мозговой коллапс. Бывает.

— Вы что, сирену не слышите? — рявкнул Глеб, еще не понимая, на что сердит — на Ингину беспечность или на свое неуклюжее вторжение. Или на откровенную неприязнь во взгляде девушки.

— Слышим. Кстати, здравствуй. Тебя уже отпустили?

Глеб смолчал, прикидывая, сможет ли договориться, или придется применять силу в той или иной форме. Решил договариваться.

— Отпустили. Сирена, потому что идет волна из Зоны. Я помогу найти безопасное место.

А есть ли оно, безопасное место?

— Как в романе, — восхитилась мышь и стремительно покраснела. — Ой, да что я про роман этот…

Глеб покопался в памяти и выдал, чтобы немного разрядить обстановку:

— Это ничего. Все девушки или читают любовные романы, или пишут их. Безразличных не бывает.

— Что же, эти категории сильно различаются? — полюбопытствовала Леночка. — С мужской точки зрения.

— Ну… первых любить можно, вторых… тоже можно.

— Его баба роман писала, — сделала неожиданный вывод Инга. — И он не нашел себя среди главных героев. Кошмар!

Глеб едва язык не прикусил, так захотелось ответить какой-нибудь многозначительной колкостью.

— Ой, я тоже писала, в школе еще, — расстроилась пунцовая мышь. — Неужели меня не нужно любить, гражданин сталкер?

— Вас, Леночка, нельзя не любить, — сказал Глеб с натужной галантностью; он раздражался ее зажатости и совершенно не представлял, как с ней разговаривать.

— Ты вот что, герой-любовник, — оборвала его Инга, — мозги… как это?.. не полощи девчонке! Кавалер, надо же! Напомнить, где эти ваши… боевые подруги пасутся?

Глеб выдержал яростный взгляд.

— Зачем так? Мы знакомы всего пару дней. Говорили в другом тоне. Что случилось?

— Зачем мальчишку избил? Вчера, в баре.

Вон что! Глеб усмехнулся:

— Если скажу, что защищался, поверишь?

— Кулаком в висок? Нет! — отрезала Инга. — Я же там была, видела. У него сотрясение и гематома в половину лица. Он ушел пешком, в таком состоянии, потому что боится. Казнит себя, что связался с…

Ну?! Глеб пристально смотрел ей в глаза, ожидая, когда девушка решится.

— … оборотнем! — с вызовом закончила Инга.

Рамзес не принял вызова.

— Не говори так, — спокойно попросил он. — Ты судишь о вещах, которых не понимаешь.

Девушка сморгнула.

— Я бы мог спасать свою шкуру, — продолжил Глеб. — А я здесь стою и глотаю оскорбления. Какого, спрашивается, черта?

— Какого же?

— Ты мне помогла, а Рамзес долгов не забывает.

— Боже, сколько пафоса! — съязвила девушка и протянула, словно пробуя на вкус. — Рамзес… Почему не Цезарь? У тебя, сталкер, часом не мания величия?

У меня, часом, фамилия похожа, подумал Глеб.

— Если не пойдешь, я тебя участковому сдам, — обещал он. — Ничего больше сделать не могу, извини. В обезьяннике, пожалуй, сейчас единственное безопасное место.

Обещать-то обещал, но готов был душу прозакладывать, что Скипидар из отделения ни ногой пока волна не схлынет. Но девице знать об этом совсем не обязательно.

— За что? — ахнула мышь.

— Меня не за что арестовывать, — сказала Инга с едва заметной ноткой неуверенности.

Она задумалась, начала кусать губу. Как всякого в общем-то законопослушного человека, ее нервировала угроза ареста. Страшную в своей наивной откровенности максиму: от сумы и тюрьмы не зарекайся, девушка еще не усвоила. В силу долгой оторванности от ридны ненки.

— Какая разница за что? — отмахнулся Глеб. — За кустарную модификацию оружия, к примеру.

Рамзес к лишению свободы относился философски. В Приштинской тюрьме он сидел за то, за что в Белграде ему обещали орден. Не дали, правда, зато помогли выбраться.

Девушка начала колебаться.

— Волна — это очень опасно! — Глеб зашел с другой стороны.

— Что ты предлагаешь? — буркнула девушка, сдавая позиции. — Только учти, доверия тебе нет!

— Для начала пойти к управе. У властей должен быть план на случай волны.

«Если такого плана нет, даже мне дожить до утра будет непросто», — признался себе Рамзес.

Инга не стала спорить, только предупредила:

— Оружие не дам! Не знаю, как у властей, а это мой план.

Она положила руку на карабин. Красивые пальцы смотрелись на цевье неубедительно. На теннисной рукоятке они были бы к месту, но не здесь. Из этого оружия еще не стреляли, понял Глеб, разве что по мишеням. Они друг другу чужие — металл и пальцы, им еще предстоит сработаться в нелегком деле уничтожения живого. А, значит, немногого стоит твой план, красавица.

— Вы тоже собирайтесь, — велел Глеб Леночке; не собакам же ее оставлять, подумал. — Анна Павловна где?

— У Пасенков.

Мышь не казалась взволнованной. Она, похоже, не сознавала масштабов катастрофы.