свидетельство о браке. Меня выворачивает прямо в урну для бумаг под отцовским столом.

Сижу на полу и встать сил нет, ноги не держат. Рыданий нет, грудную клетку сдавило, я хватаю ртом воздух с силой заставляя его проникать в легкие. Боже, этого не может быть! Нет, не верю. Заново смотрю в листок, но уже ни вижу там ничего. В глазах туман, все плывет, а потом и вовсе темнеет.

– Елизавета Викторовна! Очнулись! Господи, как же вы напугали меня дорогая! – на постели сидела Евдокия Николаевна с влажной тряпкой в руках.

– Что случилось? – привстаю на постели и заставляю себя сесть.

– Дак и я вас спрашиваю…Что случилось? Вы лежали на полу в кабинете без сознания! Документы раскиданы везде…мне пришлось сообщить Аркадию Викторовичу, он скоро будет.

Надежда упертая вещь, за нее цепляешься как за спасательный круг.

– Евдокия, принесите мне стакан воды, пожалуйста…

– Да, конечно.

Оставшись одна, дрожащей рукой набираю номер Ромы. Гудки…гудки…абонент не отвечает или временно не доступен. Набираю номер отца. Гудки…гудки…

– Да! Лиза, с тобой все в порядке? Я уже еду…

– Это правда? – голос не мой, мертвый.

– Что правда? Не понял…

– Рома с Дашей муж и жена?

Секундная тишина. Отец перекладывает телефон из руки в руку, создавая неприятные помехи.

– Лиза, послушай…

– Правда?

– Да. Рома сам просил не сообщать тебе, он беспокоить не хотел…Лиза…!

Я дала отбой. Встала и направилась в ванную. Стоя на коврике, смотрела как рука со скальпелем режет мою кожу и кровь течет по моим коленям. В этот раз, все было по-другому. Боль, её не было. Совсем.

Глава 16

Пять лет спустя

– Простите, Елизавета Викторовна, вы еще долго? Все давно разошлись, мне закрывать пора… – охранник поликлиники стоял в дверном проёме и демонстрировал мне связку ключей в своей руке.

– Да, Николай, я уже ухожу, – вздыхаю и тру переносицу.

Рабочий день давно закончился, но я по привычке засиживаюсь до позднего вечера, приводя документы в порядок. Снимаю халат, беру сумку и переобувшись в кроссовки выхожу из кабинета, закрыв дверь на ключ. И правда, в коридоре темно, только в конце коридора горит монитор компьютера на столе охраны. Конечно же я ему мешаю, например начать смотреть сериал или тупо переключаться с канала на канал.

– Спокойной смены, Николай.

– Хороших выходных, Елизавета Викторовна.

Хорошие выходные, понятие растяжимое конечно, по крайней мере для меня. Я давно живу по принципу дом работа, работа дом. Одна. Даже кота у меня нет или собаки, ведь их должен кто-то кормить, а в случае с собакой и выгуливать. Мне совершенно некогда этим заниматься. После долгого сидения в душном кабинете, с удовольствием вдыхаю осенний, прохладный воздух. Крепче запахиваю пальто и иду домой, хорошо, что жилье снимаю рядом с поликлиникой и есть шанс лишний раз пройтись, поддержать физическую форуму. Если, конечно, задуматься, то формы мне показывать давно уже никому не хочется. А попытки были, и не одна. Фитнес инструктор мой, потом сосед с нижнего этажа, и когда замаячил коллега на горизонте я закончила попытки. На романы с врачами у меня аллергия.

Дома, переодевшись в растянутую пижаму, достаю апельсиновый сок из холодильника и пью прямо из пачки. Вижу, как телефонный экран засветился, оповещая о входящем звонке. Дома всегда ставлю его на беззвучный, звонков я не жду.

– Да.

– Стрельцова Елизавета Викторовна?

– Да… – страх мгновенно сковал все мышцы. Так бывает, когда ты неосознанно понимаешь, что звонок роковой.

– Кем вам приходится Стрельцова Надежда Владимировна?

– Что с ней? Мама, это мама моя…

– Мне очень жаль, но её сегодня нашли мёртвой в отеле “Орион”, при ней был паспорт и телефон, дозвониться удалось пока только вам.

– Господи, мама! – зажимаю рот рукой и зажмуриваюсь. Не может этого быть!

Перелет Москва-Самара не заметила совсем, просидела в кресле уставившись в одну точку. Я не была дома пять лет, это целая жизнь. Звонила только отцу и то в его день рождения, поздравить. Он всегда звал в гости, но я категорически отказывалась, и причина этому была только одна.

Выйдя из аэропорта, сразу сажусь в такси, на улице такой ливень, дороги не видно и называю адрес гостиницы. Я так решила.

– Пап, привет. Я в городе, как ты? Помощь нужна?

– Лизонька, дочка! Как рад тебя слышать! Может домой все же, а? Ну что же ты как сирота в гостинице?

– Нет, пап. Я только на похороны и все. Прости.

– Сегодня в два прощальный зал и кремация, – его голос был тих, без истерик. Они с мамой давно небыли близки, а за эти пять лет, мама превратилась в настоящую алкоголичку. В тот день, она утонула в ванной, в отеле, будучи в стельку пьяной и смерть свою она вряд ли успела осознать.

Я тоже не испытывала чувства страшной потери, как бы мне не было за это стыдно, с ней у нас всю жизнь была холодная война и сейчас я здесь, только потому, что она была такой не всегда, и первые десять лет своей жизни, я еще помню, добрую, любящую мать и именно её я провожаю сегодня в последний путь.

Похороны прошли быстро, попрощаться пришли только близкие. В кафе на поминки в итоге собралось небольшое количество людей. Я сидела за столом и следила, чтобы отец пил меньше, хотя сегодня он имел полное право напиться в стельку.

– Я выйду покурить…

– Пап, не надо, только хуже станет.

– Я одну все, честно, – он целует мне руку и выходит.

Я же встаю, расправляю на платье не существующие складки и отлучаюсь в туалет. Смотрю на себя в зеркало. Волосы прибраны в пучок на затылке, лицо похудело, а глаза…глаза, как у дохлой рыбы. Господи, в кого я превратилась? Умываюсь холодной водой и понимаю, что ни хочу выходить, щелкнуть бы пальцами и оказаться дома. Но папа там и я не могу бросить его одного, ведь Рома так и не объявился.

Выхожу и направляюсь к столику, папа уже вернулся и сидит…не один…Рома.

Я останавливаюсь по среди зала, как вкопанная.

– Лизонька, прими мои глубочайшие соболезнования! – какой-то не знакомый мужчина берет меня под локоть и тянет в сторону отца.

– Спасибо. – На автомате отвечаю я.

– Пойдем, я тебя провожу до столика, а то ты не в себе, бледная…

– Спасибо. – Все так же на автомате.

– Дочь, ты куда делась? За переживал…смотри Рома всё же приехал!

– Здравствуй Лиза, – абсолютно чужой, холодный. В черном костюме, рубашка застегнута на все пуговицы, легкая щетина и бородой сложно