За ним сунулся было Семен Ефремович, но, заметив нас, передумал и пропал.

— Кто такие?! — грозно вопросил старик, выпятив неопрятную бороду и размахивая кулачками. — Брысь с моего дивана!

Сербин с любопытством посмотрел на него, перевел взгляд на запястье и поерзал по навигатору пальцем.

— Вы, я так понимаю, господин Штольц? Василий Христофорович?

Старик внезапно успокоился и перестал трясти бородой. Плеснул из чайника в кружку воды, отпил и хитро прищурился.

— Так вот ты какой, грозный комиссар, — сказал он. — Прибыл вязать и разрешать? Поздно, лавочка закрылась, людишки разбежались.

— Мы в курсе, — отозвался Сербин. — И вязать никого не собираемся. Чайку попьем, если угостите, да и поедем.

— И куда поедете?

— К себе, в Первопрестольную.

— A-а, ма-асквичи, — с набившей оскомину питерской иронией протянул старик. — Можно и чаю, ежели не побрезгаете с вахтером компанию составить.

— Будет вам, господин профессор, мужика из народа изображать.

— А я и есть мужичок из народа, — подмигнул профессор Штольц. — Дорабатываю перед окончательным уходом на пенсию. Причем последние три года именно вахтером в сей юдоли скорби.

Чай благотворно повлиял на старика, он немного обмяк и разговорился. Узнав о причине нашего визита, повздыхал, признавшись, что с Жирмунским проработал много лет. Хороший был специалист и толковый ученый. Дружить не дружили, но несколько раз выезжали вместе с лаборантками на пикники. Когда здоровье позволяло. Семьи у Жирмунского не было, только какие-то дальние родственники в Москве…

О следователях отозвался бранно. Кто-то из бригады случайно разбил бутыль с месячной нормой спирта, другой перемешал пробы… Сергей Викторович торжественно извинился за их поведение и пояснил, что мы, как нейтралы, не держим какую-либо сторону. Кроме правды в смысле истины.

Штольц о чем-то задумался, полез в закрома, то бишь в короб вытяжной вентиляции, и достал колбу с прозрачной жидкостью. Мы с Андреем отказались, а Сербин попросил плеснуть несколько капель в чай.

— Много у нас бездарей работало, но все равно жаль, хорошая была команда, интересными проблемами занимались. Теперь все пропадет. Да уже пропало, как фирму поглотили шесть лет назад. Такие перспективные направления прикрыли, сволочи! Госзаказ…госзаказ… — передразнил он кого-то.

— Жирмунский вроде не жаловался на работу, — осторожно сказал Сербин.

— Да что ему жаловаться. Денег прибавили, должность дали… А какая у него интересная тема была! Вирусы точечного воздействия на ДНК-маркеры.

— Позвольте, — вмешался я в разговор. — Разве это не прикрыли еще в прошлом веке? Был какой-то старый фильм…

— Был, — согласился Штольц. — Фантастический. Из вирусов хотели сделать оружие, поражающее одного конкретного человека. Полная ерунда, в ДНК все так перемешано, что пока до нужной тушки доберется, полчеловечества подохнет. Со смеху. У Алексея другая идея была, когда он с вирусом гриппа возился.

— Если бы удалось найти универсальное лекарство… — начал Сербин.

— В том-то и дело, — перебил Штольц, — что он искал не лекарство, а штамм, абсолютно устойчивый к любым внешним воздействиям.

— Не понял, — удивился я. — Он что, хотел создать супероружие?

— Глупости. Вирус гриппа опасен только осложнением после заболевания, что вполне купируется известными средствами. А смертельные пандемии возникают во времена войн, грязи и разорванных коммуникаций, причем на фоне ослабленного дурным питанием и стрессами иммунитета.

— Я читал про «испанку»…

— Плохо читали. Алексей был сторонником панспермии и считал, что вирусы — разносчики жизни во вселенной. В разные средах они мутируют, создавая наиболее подходящие для этой среды живые существа. Но, возможно, их задачей было обеспечить возникновение организма, наделенного особыми свойствами, максимально помогающими выживанию.

— То есть переболевший таким супергриппом резко становится сверхчеловеком?

Старик заметил мою ухмылку.

— Ну, ну, — ласково произнес он, — я тоже поначалу смеялся. Идейка действительно ошибочная. Жирмунский недолго ее прорабатывал. Он предположил, что вирусы — порождение предыдущей Вселенной, той, что была до Большого Взрыва. Своего рода попытка возродить жизнь, какой она была до появления нашего мироздания. Хотя потом отошел и от этой темы. Он искал взаимосвязь между анизотропией реликтового излучения и квантовой телепортацией между нанообъектами…

— Вот это уже чистая фантастика, — не выдержал я. — Даже моих поверхностных знаний хватает, чтобы понять, что вся эта телепортация — всего лишь передача информации о квантовом состоянии, а не мгновенный перенос материального тела. Ему надо было искать червоточины или кротовые норы, с черными дырами экспериментировать…

— Допустим. Но ведь давно уже квантовые состояния передаются даже не тысячам, а миллионам атомов. Что, если благодаря червоточине в самом начале нашей Вселенной каким-то образом сохранится связность между атомами, которые и образуют нуклеотиды протовируса.

— Но вирус не может существовать вне клетки.

— Допустим, — сказал Штольц. — Значит, нечто должно быть похоже на вирус, устойчивое, как вирус, но не нуждаться для размножения в органике. Так что же это?

— Это вам любой дурак скажет, — рассердился я. — Нанороботы…

— Разумеется! — воскликнул профессор. — Но ведь стоит появиться первому ассемблеру, как он начнет безостановочно производить самое себя, как вирус, попавший в живую клетку. Возможно, вирусы и есть выродившиеся нанороботы — или, наоборот, нанороботы, овладевшие узкой специализацией. Они перебирают фрагменты начальной программы до тех пор, пока не появится что-то вроде ДНК, так сказать, биоассемблер. Жирмунский пытался найти первичные коды. Или, как он говорил, древние формы.

— Неужели нашел?

— Нет, иначе все давно уже превратилось бы в серую пыль. Алексей был уверен, что рано или поздно мы сумеем развернуть мутацию вирусов назад, в прошлое. И тогда поймем, как образовались звезды и галактики. Он считал, что первый ассемблер перестроил материю в структуру, оптимальную для возникновения жизни в этой вселенной. А реликтовое излучение — что-то типа контроля и самоподдержки системы. Еще он считал, что рано или поздно один сохранившийся где-то на задворках мироздания ассемблер выйдет из-под контроля, и тогда нанороботы примутся поглощать все и вся, превращая материю в рабочее вещество. Возможно, из этой пыли вновь возникнут звезды и планеты и цикл снова повторится.

— Был такой рассказ, — сказал я. — Фантастический. Или повесть.

— Для Алексея это была реальность, и он очень переживал, когда тему закрыли.

— Из-за чего закрыли, кстати? — спросил Сербин. — Церковь сочла неприемлемой идею Нанотворца?

— Что вы, — сморщился Штольц. — Просто новые хозяева фирмы спросили, как скоро он создаст вакцину от гриппа. Услышав ответ, перестали субсидировать. Пришлось перейти на госзаказ. А современные священники, кстати, совсем не чужды науке, хотя и толкуют некоторые идеи своеобразно.

Тут он попал в точку. Мой духовник, отец Михаил, однажды рассказал, что до принятия сана был ученым, занимался релятивистской астрофизикой. И чем дольше он погружался в космологические проблемы, тем больше сомневался в истинности простых ответов на самые трудные вопросы, которые возникали от непостижимо безмерной сложности мироздания. Так в итоге