я не собиралась, но, в принципе, можно.

– А лоб?

– Совсем чуть-чуть.

Всё! «Вивидерм», новейшее изобретение эпохи чудес, не требовал даже привычных рекомендаций по уходу. Джорджи вернулась домой пополудни, собрала дорожную сумку, закинула ее в порше и уехала в пустыню.

Примерно в это же время Керри съел на обед два сэндвича с маленькой бутылочкой кетчупа. Затем пошел в спортзал и забрался в барокамеру с банкой Pringles. Сжатый кислород обострил чувства. В наушниках звучала одна из самых известных речей Мао: «Люди мира, объединяйтесь и побеждайте американских агрессоров и всех их псов-приспешников». Керри почти уже выучил ее наизусть, в нужный момент он шептал слова на китайском вместе с Мао:

– Американский империализм убивает белых и негров в собственной стране. Фашистские злодеяния Никсона разожгли бушующее пламя революционного массового движения в США…

Керри пролежал в барокамере час, перематывая запись и проговаривая текст. Он так жестикулировал и дергался, что камера ходила ходуном, как будто кто-то собирался вылупиться из нейлонового кокона. Керри-Мао все больше распалялся:

– Американский империализм кажется исполином, но на деле это всего лишь бумажный тигр в предсмертных судорогах.

У ворот раздался звонок.

Потом еще дважды – нетерпеливое стаккато.

Керри вылез из барокамеры.

Он заткнул нос и трижды выдохнул. По пути к кухне уши разложило. Снова звонок, на этот раз долгий и настойчивый.

Опять «рожденные заново»?[41] Позвать Ави Аялона? Или это Чарли Кауфман вернулся из Тайбэя? Что, если сделка не выгорела? Винк и Эл еще не простили ему выходку с Play-Doh. Они-то воспользуются случаем. Затащат его в какое-нибудь дерьмо. Это они могут. Актер, каким бы известным он ни был, всегда остается простым работягой. За последние месяцы, будучи Мао, он понял одну очень важную вещь: капиталисты наживаются на трудящихся, сидят на закорках у пролетариата. Нет, он будет бороться. Он устроит революцию, сокрушит коррумпированную систему, которая существует на деньги кровавых олигархов, обирающих собственный народ. Нужно подкинуть идею Содербергу, они сами профинансируют, оставят этот чертов город. Одни только предпродажи на Балканах окупят вложения. И это еще не все. Они откроют собственную студию, закончат то, что начал Редфорд; встанут на защиту трудящихся по всему миру. Возможно, после барокамеры мозг переполнился кислородом, а может быть, родился чистый азарт, но Керри вдруг снова почувствовал запах пота и озона в воздухе фабрики Titan Wheels, ощутил бурленье в животе вечно недоедающего ребенка. Да, все именно так. Они с Содербергом или с кем-нибудь еще победят голод, как мечтал Чарли чертов Чаплин.

Снова звонок, долгий, требовательный…

За дверью стоял не Кауфман.

На мониторе системы безопасности на кухне Керри увидел Хелену Сан-Висенте в обтягивающих синих джинсах и белой блузке, Монро из «Неприкаянных». Керри предупреждал, что в эти выходные они не встречаются, поскольку Джорджи уехала. Хелена выжидающе смотрела в уличную камеру видеонаблюдения: глаза сверкают зеленым в режиме ночной съемки, светлые локоны напоминают магниевые вспышки. Зачем она здесь, когда ее не звали? В лучшем случае это похоже на захват власти, в худшем – попахивает безумием… Но для сильных мира сего безумие само по себе афродизиак. Эти сиськи… Сладкие демонически-зеленые сиськи в камере ночного видения. Парламент разума тут же разделился на влиятельную фракцию вожделения, оставив позади партии осмотрительности и разума. Выбор очевиден.

Ворота распахнулись.

Керри прижал Хелену к стене в холле.

Расстегнул блузку.

Стянул с Хелены джинсы, светло-сиреневые трусики, пошарил у себя под животом и вошел в нее сзади. Хелена содрогнулась от оргазма, Керри вслед за ней.

– Еще… – простонала Хелена.

Керри повел ее в спальню; она отставала всего на шаг. Незаметно смочив пальцы его спермой, Хелена растопырила ладонь, как балерина Баланчина, и вела по стенам, занавескам, стеклам французских дверей. Керри хотел продержаться всю ночь и проглотил две таблетки виагры, лежавшие на прикроватной тумбочке вместе с другими лекарствами.

– Поиграем в Мэрилин, как в «Джазе только девушки»? – спросил Керри.

– Одежда осталась в холле.

Хелена метнула взгляд на шкаф Джорджи:

– Может, у Джорджи что-нибудь найдется?

Молчание – знак согласия.

Хелена прошла по комнате и открыла дверь гардеробной, замерев от восхищения. Гардеробная была больше комнаты Хелены в съемной квартире на четверых. На встроенных полках, освещенные, как произведения искусства в музее, стояли бессчетные пары обуви. Три длинные стойки прогибались под платьями с красной ковровой дорожки. Они кричали, чтобы их потрогали, надели, оценили. Хелена развела в стороны шелка и шифоны с полной уверенностью, что за ними откроется вид на полинезийский пляж.

– Думаешь, это подойдет?

– Ага.

Затем Хелена открыла ящики комода, окунувшись в море разноцветного шелкового белья, комплектов по цене ее месячной аренды, совсем не похожих на ее подделки или вещи из комиссионок. Черное белье струилось по телу. Туфли на шпильках за пару тысяч долларов. Может быть, эти вещи принадлежат ей по воле судьбы? Может быть, они ждали ее? Хелена вышла в спальню, преобразившись, но этого было недостаточно. Внезапно Керри превратился в режиссера, глядя на Хелену, как Хичкок на Типпи Хедрен во время своих игр на съемочной площадке. Керри кивнул в сторону туалетного столика Джорджи, остановился позади Хелены и уставился в зеркало, нетерпеливый, голодный.

Она нанесла основу, но, кажется, он хочет чего-то другого.

Керри взял палетку с густым и жирным консилером и несколько раз прикоснулся спонжем к лицу Хелены. Потом накрасил ей губы красной помадой и обозначил знаменитую мушку. И вдруг взгляд упал на маленький рубец на лбу: странно, что Керри раньше не замечал этот изъян.

Пришлось замазать его консилером, стереть из призрака следы реальной девушки. Шрам по-прежнему выступал. Что бы это ни было, оно плохо зажило. Керри еще раз прошелся спонжем, мягким, но решительным аллегро. В этот момент Хелена Сан-Висенте оказалась в прошлом: у нее день рождения, ей исполнилось двенадцать, пьяный отчим пялится на маленькие холмики груди ее подруги. Уже позже Хелена дала отпор отчиму и, когда тот отшвырнул ее, задела виском о край кирпичного камина. Врачи задавали вопросы. Лейкопластырь на голове… Что-то вроде извинений… Боль сверлила голову целую неделю.

Хелена ощутила боль, фантомную. Лоб около шрама горел. Сердце заколотилось от горьких воспоминаний. Хелена впилась ногтями в ладони, чтобы выбить, как клином, одну боль другой, и вернуться к реальности…

Хелена вздрогнула. Она лежала на животе, с задранным пеньюаром. Керри собирался взять ее сзади. Так же, как в холле, но теперь что-то нарушилось. Хелена напряглась, ойкнула и втянула ноги, свернувшись калачиком. Вывернулась из-под Керри и прижалась к изголовью кровати.

– Мне не хочется.

– Чего?

– Притворяться Мэрилин Монро.

– Я знаю, что ты не Мэрилин.

– Да?

– Конечно, ты Хелена Сан-Висенте.

– Нет, я не Хелена.

– Тогда кто ты?

Ее голос дрогнул. Керри почувствовал,