— Ага, с него станется, — согласился Корытников.

Сегодня оба следователя обнаружили на своих столах по бутылке мадеры. Аракчеев знал их пристрастия, стало быть, собирал сведения. Но мадера — ерунда. А вот что он раскопал ещё?!

— Я вот что думаю, пока его сиятельство занят похоронами, отправлю-ка я его людишек в более надёжную тюрьму — новгородскую. А то как бы он, устав ждать правосудия, сам за палаческое ремесло не взялся. И что самое паскудное, случись ему, да хоть этой ночью, выпустить кишки поварёнку Ваське за то, что тот его зазнобу зарезал, так нам с тобой останется либо писать рапорт о самоубийстве последнего, либо врать, де сбежал подследственный и следов не оставил.

— Ну да, самим под суд.

— А что, прикажешь двадцать четыре человека вынуть из темницы и разместить в наших с тобой покоях? Дабы жестокий мститель до них не добрался?

— Очень надо мне от их смраду теперь же задохнуться. Нет уж, давай поутру высылай одного из наших адъютантов хоть в Ям-Чудово, хоть в Тихвин с просьбой выделить сопровождение до самого Новгорода.

Ночью Псковитинов долго ворочался с боку на бок, пытаясь догадаться, приснилась ему Минкина или явилась к бодрствующему. Днём он спросил Агафона, кто приносил в его комнату бутылку мадеры, но старик только и мог, что жаловаться на новые порядки и пожимать плечами. О том, что Псковитинов неравнодушен к этому напитку, сообщил знавший его лично, а может быть, ещё и покопавшийся в личном деле фон Фрикен. Аракчеев же ещё раньше распорядился всячески угождать новому гостю, вот дворецкий и расстарался, получив в графском винном погребе означенную бутылку под личную роспись и пообещав, что теперь, скорее всего, будет являться за этим делом аж до окончания следствия. Но вот кто отнёс? Когда Псковитинов начал его расспрашивать, несчастный даже умудрился найти специальную бирку от этой самой бутылки. После чего сводил щепетильного барина в погреб, где на специальных полках хранилось дорогое вино, которое непьющий Аракчеев держал для гостей. Все сорта размещались отдельно друг от друга, на бутылочных горлышках имелись бирки, на которых значилось имя поставщика, дата изготовления и дата приобретения напитка, кроме того, индивидуальный номер.

Жалея время, Псковитинов не стал инспектировать ещё и подвал, где на леднике хранились различные деликатесы, будучи уверен, что подобный порядок во владениях Аракчеева установлен повсеместно. Непонятно, как при таком контроле мог провороваться бывший дворецкий Илья Ильич Стромилов?

И вот теперь Александр Иванович ворочался в своей кровати, надеясь почувствовать, когда Настасья Фёдоровна пожелает навестить его ещё раз. Понимая, что не может уснуть, он налил себе рюмку и тут же вздрогнул, увидев, что другая протянутая рюмка зависла в воздухе прямо перед его носом. На самом деле рюмка отнюдь не научилась летать, её поддерживала пухленькая белая ручка аракчеевской домоправительницы.

— Анастасия Фёдоровна! — От испуга Псковитинов пролил несколько капель на одеяло. Ожидая графскую экономку, он лежал в постели в роскошном китайском халате.

— Она самая. Простите, что напугала вас. — Минкина потупилась, чёрные длинные волосы на этот раз были распущены по плечам, на голове красовался кокетливый ночной чепец с кружевами.

Не смея оторвать взгляд от гостьи, Псковитинов наполнил её рюмку.

— Вы, я видела, изволили погреба инспектировать? И что же? Как нашли порядок? Всё понравилось? Есть какие-нибудь нарекания? Не проворовался ли опять кто?

— Порядок во вверенном вам доме считаю идеальным и достойным всяческих похвал, — не без восторга ответствовал он.

— Только прислуга сейчас. — Она рассмеялась, махнув ручкой.

— Ну, прислуга. — Псковитинов смотрел в чистое, без шрамов лицо Минкиной, находя его и привлекательным, и отталкивающим одновременно.

— Ты бы пожалел меня, Александр Иванович? Тяжко мне одной в зелёной гостиной в гробу-то лежать. Вопиют мои раны, обида гнетёт. Отчего эти изверги живут, а меня завтра зароют в сырую землю? Глупая босоногая девка будет воздухом дышать, цветы на поляне рвать, а я уж более никогда… — Минкина зарыдала, и плач её всё более походил на стон и рычание.

— Отомсти за меня, Александр Иванович, не то не будет мне покоя! И его сиятельство… Как он без меня?.. Ныне один, а завтра?.. Ужели забудет меня и с другою утешится?.. Нет, не хочу такого!.. Во мне ведь столько силы, столько жизни было, столько любви! Почему?! Почему?! За что мне участь сия?!! — Минкина пригубила рюмку с вином, по подбородку потекло красное… вино ли? Кровь? Неожиданно её лицо начало меняться: лопнули губы, открылась, подобно кровавой пасти, страшная рана на шее, другая, поменьше, — на груди… Изрезанные пальцы трепетали, изгибались в неестественных направлениях, словно бы пытаясь оттолкнуть нож, закрыть, закупорить раны… Минкина вся сочилась кровью, слепо глядя в пустоту и вновь, и вновь пытаясь поймать окровавленными руками невидимый нож. Рана, зияющая на горле, распахивалась всё шире и шире, так, что голова уже откинулась вбок и назад, соединённая с остальным телом тонким лоскутиком мертвенно-белой кожи, вот-вот готовая оторваться под собственной тяжестью.

«Голова на ниточке» — вот что значит сие выражение!..

— Помоги мне, Александр Иванович! Спаси меня, соколик ясный! Век Бога молить буду!

Псковитинов проснулся оттого, что Селифан тряс его за плечо.

— Пора вставать, барин. Грех опаздывать.

Псковитинов взглянул на бутылку, она оказалась открытой, в рюмке на донышке оставалась капелька вина. Свою рюмку, как в прошлый раз, коварная покойница забрала с собой.

Странное дело, Псковитинов никогда не считал себя излишне ранимым или впечатлительным, да и дела об убийствах он уже с успехом распутывал, лет-лет и памяти нет. Отчего же в этот раз, он вторую ночь видит во сне бродящую по комнатам покойницу? Мало того, судя по внешней усталости и издёрганности обитателей дворца в Грузино, остальные тоже спят далеко не снами праведников. Любопытно было бы расспросить, не являлась ли Минкина кому-то ещё.

Вода для умывания была согрета, и камердинер уже стоял с полотенцем на изготовку.

Умывшись и побрившись при помощи того же слуги, Псковитинов вышел в общую с Корытниковым гостиную, которую они использовали под помещение для произведения дознаний, и застал там умытого и одетого Петра Петровича. Тот уже написал приказ в ближайшую управу о выделении конвоя до Новгорода, и теперь собирался передать одному из приставленных к ним Аракчеевым адъютантов.

— Сколько человек ты собираешься отправить в Новгород? — поинтересовался Корытников, перечитывая текст.

— Двадцать два. — Псковитинов попросил Селифана найти кого-нибудь из адъютантов и доставить к ним.

— Кому же так повезло?

— Трое садовников действительно могли ничего не слышать. Не слышали же вчера криков мужики, занятые погребальной плитой. А вот горничная Иванова, пастухова дочка, имела зуб на Минкину за сосланного в Сибирь родителя.