Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот и все. Картинка ясна, — заключил прокурор. — Вам нет смысла дальше отпираться.
— Я никого не убивал.
Рома опустил голову под тяжестью безысходности.
Паша записывал их разговор. Зачем?
Возможно, это ему посоветовал Нырков. Смог же он склонить его на свою сторону. Поэтому и советы его могли восприниматься Пашкой как указание к действию.
Только не нужен был Пашка Ныркову. Для него он всего лишь расходный материал. Попользовался да выбросил. Но не на свою, а на чужую свалку.
Сразу трех зайцев Нырков убил. Рому подставил. Пашу, который трахнул его жену, наказал. И Риту от Ромы отвратил. Наверняка Рита считает его убийцей. И уже не любит, а ненавидит.
Нырков хочет жениться на Рите. Поменять шлюху-жену на непорочное дитя… Пашка ему об этом говорил. Только почему этого разговора нет на пленке?
— Вы поставили запись с самого начала? — убито спросил у прокурора Рома.
— Разумеется, — кивнул тот.
Но насколько Рома помнил, Паша не лез в сумку, чтобы включить диктофон. Значит, он работал с того самого момента, как они вошли в помещение. И слова «Не надо… Не убивай!» обращены не к Роме. К кому-то другому. Но запись смонтирована ловко, ни к чему не придерешься.
Пашу убили. Затем забрали у него кассету. Вырезали все про Ныркова, про Риту и его жену. Затем убрали момент встречи Паши со своими убийцами Ведь они, возможно, о чем-то говорили между собой. И уже «удобную» пленочку снова вставили в диктофон. И только после этого вызвали милицию И направили следствие по «правильному» пути. Поэтому Рома здесь.
Люди Ныркова сработали грамотно, профессионально. Запись предсмертного разговора с «нужными» моментами, прут с отпечатками пальцев «убийцы». Прав следователь, любой суд признает его виновным. И чистосердечное признание нужно не следствию, а ему самому, чтобы скостить срок.
Банякин как будто понял ход его мыслей. И ударил.
— Роман Георгиевич, у меня есть предложение…
— Да?..
— Дело об исчезновении гражданки Комаровой уже в производстве. Мы обязаны довести его до логического конца. Но пока мы не можем ее найти. Ни ее саму, ни ее трупа…
— И вы хотите, чтобы я сознался, что убил ее? И показал место, где зарыт труп?
— Совершенно верно.
— Увы, я не знаю, где зарыт ее труп.
— Вот видите, — обрадовался Банякин.
— Я ничего не вижу, — мрачно посмотрел на него Рома. — И прошу вас, не надо ловить меня… Я знаю, что Комарова убита. И ее убили тем самым прутом, которым был убит Голиков. И на этом пруте мои отпечатки пальцев… Да, я видел этот прут. Кое-кто лично вкладывал мне его в руку, чтобы наложить на него мои отпечатки.
— Кто именно? — глумливо скривил губы прокурор.
— Тот, кто хотел меня подставить… И подставил.
— Вы можете говорить что угодно.
— Но мне никто не поверит, — продолжил за него Рома. — Все правильно, все улики против меня. Прут с отпечатками пальцев, компрометирующая запись, показания родственников убитого… Наверняка у вас еще имеются показания свидетелей, которые видели, как я выходил из магазина.
— А разве я вам этого не говорил?
— Нет. Наверное, забыли… Да оно и понятно, вам и без этого было чем загнать меня в угол. И вы меня загнали… Только колоться я не буду. Не ждите. Я ни в чем не виновен!..
— Что ж, так в протокол и запишем.
Банякин с укором взглянул на Рому. Взял лист бумаги и принялся его заполнять.
Роме следовало набраться терпения и дождаться, когда он закончит сию утомительную процедуру. Его отведут в камеру, как только он распишется в протоколе.
— А можно позвонить? — спросил Рома.
— Куда?
— В Москву.
— Хотите связаться со своим отделом? — не поднимая головы, как о чем-то будничном спросил Банякин.
— Если не возражаете.
— Не возражаю.
Только напрасно радовался Рома. «Восьмерка» постоянно срывалась. И сколько он ни пытался, до Москвы он так и не «достучался». Ничего у него не вышло, когда он начал обзванивать своих родных. Как будто нарочно, срывались и все местные номера.
— Нарочно, да? — зло спросил он у прокурора.
— Что нарочно? — будто бы не понял тот.
— Нарочно телефон зарубили? Чтобы я никуда не дозвонился.
— Вам просто не везет.
Не везет… Да, с тех пор как он связался с Нырковым, ему хронически «не везет». Зато повезет этому Банякину.
— Можете записать мое пророческое предсказание, — с горькой иронией усмехнулся Рома.
— Да, я слушаю, — не отрывая взгляда от своей писанины, навострил ухо прокурор.
— Труп гражданки Комаровой скоро найдется. Его обнаружат «случайно» некие «законопослушные» граждане…
Рома в этом не сомневался. Если Нырков взялся за него, то будет добивать до конца.
И как бы в подтверждение его догадки в кабинет ворвался тот самый опер по фамилии Фурцев.
— Федор Авдеевич, раз уж вы здесь, то, может, проедете с нами? — сказал он.
И злорадно посмотрел на Рому.
— Обнаружен труп женщины…
— Его обнаружили случайно? — и Банякин посмотрел на Рому.
— Да, именно… Труп был закопан… Собака обнаружила…
— И наверняка это гражданка Комарова…
— Очень может быть… Ну так что, мы едем?..
— Едем, — кивнул прокурор.
Через минуту под конвоем Рому вывели из кабинета.
В камере он завалился на шконку. И принялся лихорадочно соображать.
Положение хуже не бывает. Но само страшное — у него нет возможности связаться со своими друзьями из Битова. Он был уверен, что майор Круча нашел бы возможность выручить его из беды.
Но как дозвониться до него, как дать знать о себе?
Нырков со скорбным видом присутствовал на церемонии прощания с Павлом Голиковым. Сам его убил, сам и хоронил. Щедрой рукой выделил из городской казны средства на роскошный памятник.
Сдалось ему это кладбище, век бы его не видать. Но возле гроба с Голиковым стоит Маргарита. Все прочней брала его в плен эта красавица, все сильней сжималось нутро при мысли о ней.
В скорби Маргарита еще красивей. А скоро ей еще скорбеть по любимому парню. Или уже не любимому…
К ней Матвей Данилович подкатывался без суеты и спешки. И она шаг за шагом подпадала под его влияние. И скоро достанется ему.