— Дитя? — переспросила я.

— Да, ты будешшь носить его реьенка… Такая великая честь. За нее можно и умереть. Не знаю почему она досталась именно тебе?! И чем ты лучше… — она не сказала кого, но ее глаза сверкнули злостью, — . Таинство должно пройти в праздничной зале. Сначала тебя посвятят, заклеймят и заставят произнести клятву. С этого момента ты станешь бесправным телом. И он будет… будет пользовать его пока ты не понесешь. — ее губы скривились в брезгливой усмешке, она как будто увидела, как это все происходит и с искренней ненавистью посмотрела на меня, — Пока не обрюхатит тебя. А потом тебя запрут и дождутся родов. А после…

Она могла не говорить, что будет после. Я знала. Я уже видела своими глазами, что будет после.

— После ты получишь свободу и уберешься отсюда.

Значит и она не знает, что меня ждет на самом деле. Так вот что он приготовил мне? Сердце уже не просто кололо иголками, его сдавливало тисками, и я не могла нормально вдохнуть и выдохнуть. Герцог не Миша! Теперь я в этом убеждена! И в нем нет ничего человеческого. Только оболочка. Но… но ведь это все равно он. Эта оболочка. Я ведь знаю ее наизусть, знаю каждую родинку, каждую морщинку.

А вот он меня не знает… Он так же не знает, что я никогда не смогу родить ему наследника. Не знает, что избранный им сосуд пуст и принесет ему лишь разочарование. Может в этом и есть твоя участь Морган Ламберт?!

Не знаю каким образом все это произошло, но судьба отправила меня сюда… в этот кошмарный мир, отправила, чтобы чему-то научить или… или наказать. Нас обоих. Только если ты считаешь, что я буду безропотной подстилкой, безмолвной рабыней ты очень сильно ошибаешься! А может быть сильно ошибаюсь я … и здесь меня ждет смерть.

* * *

Теперь я шла за ней по коридору, одетая в белоснежное платье в пол, завязанное на поясе тонкой тесьмой. Босая, с распущенными волосами и с накидкой на плечах. Позади двое стражников бряцали доспехами и шпорами. Огромная зала была совершенно пуста. В ней не было людей, не было толпы. Я видела лишь нескольких монахов в капюшонах и епископа в длинной, расшитой золотом сутане и с митрой, украшенной разноцветными камнями, на голове. Герцога я среди них не увидела. Значит почтит нас своим присутствием позже.

На середину залы вынесли алтарь в виде креста, украшенного белыми цветами и увитого плющом. Перед глазами вдруг промелькнула картина как на таком же алтаре мечется та женщина, та олла, которую утопили в реке. Я тряхнула головой и ощутила, как сильно сдавила кольцами змея мое запястье. Кажется, она оживает в момент, когда я испытываю сильные эмоции или наоборот мои эмоции, заставляют ее ожить.

Меня провели по узкой ковровой дорожке алого цвета и перед самым алтарем скрестили перед моим носом копья. С грохотом отворилась двойная дверь и я, вздрогнув, обернулась — в залу вошел герцог…

Толпа монахов тут же оживилась, преклоняя головы и начиная тихо петь что-то себе под нос. Раболепие. Всегда и везде раболепие. Стайка лизоблюдов не важно кем являющаяся, готовая фанатично творить «добро» во имя того, кто бросает им косточки покрупнее. В этот вечер герцог был в белом. И я невольно засмотрелась на то, с каким достоинством он носит все эти вещ, все эти расшитые камзолы, бархатные штаны, высокие белые ботфорты с золотистыми узорами. Длинные темные волосы заглажены назад и мне виден его высокий мраморный лоб и ослепительно красивое лицо. Я вдруг поняла, что именно в нем так завораживает. Этот налет аристократизма и какой-то зашкаливающей порочности. Как будто передо мной изящный хищный зверь, вальяжно идущий к своей добыче и нисколько не сомневающийся в том, что она сама позволит себя сожрать. Взгляд его серо-дымчатых глаз острый, пронизывающий, вызывающий трепет во всем теле, вспыхнул при виде меня, царапнул по лицу, нагло опустился вниз рассматривая полупрозрачное платье с циничным блеском. Он явно доволен и это видно по легкой усмешке в уголках его большого и чувственного рта. Похотливый взгляд… Даже Миша никогда так на меня не смотрел… а этот пожирает меня такими до боли знакомыми глазами и моему телу плевать, что мой разум знает кто он такой и больше не питает иллюзий.

Ламберт приблизился и подал руку епископу для поцелуя. Высокомерно и таким жестом, словно это привычно для него, как пить воду или дышать. Потом посмотрел на меня еще раз.

— Вам несказанно к лицу белое. Жаль, что монашеская сутана черная и прятала от людей такую красоту.

— Вы исправили данное недоразумение, — ответила я и почувствовала, как сильнее забилось сердце от его близости и от понимания, что я все равно трепещу. Трепещу даже зная, что это не Михаил… И это ужасно на самом деле.

— Ооо, я намерен исправить много недоразумений совершенных по отношению к вам. Самыми разными способами.

Щеки вспыхнули от его слов. Я уловила этот скрытый подтекст, эти намеки.

— Недоразумение это все что сейчас здесь происходит.

— Правда? — он вдруг наклонился ко мне, — Вы знаете как посвящают в оллы? Вам рассказали?

Засмеялся очень тихо, у самой мочки моего уха и этот смех завораживал, как и его низкий голос. Очень красивый, бархатный с низкими нотками.

— Осуществится ваша мечта — вам отрежут язык, а потом разденут наголо и вся толпа монахов полакомится вашим телом. Все как вы любите.

От ужаса я дернулась, а он расхохотался теперь уже громко и оскорбительно. Все очарование тут же испарилось, разбилось об украшенные гобеленами стены и высокий потолок.

— Вы… вы сумасшедший?

Он так резко прекратил смеяться, что я снова испугалась. Вблизи герцог хоть и был похож на Мишу, но я никогда не видела своего мужа таким. Это была пугающая, темная красота от которой мурашки ползли по коже.

— Я более сумасшедший, чем вы могли себе представить и где-либо слышать обо мне. Ваш отец позаботился, чтобы мой мозг мутировал, и я сам превратился в чудовище. Так как вам награда за посвящение? Разве не этого вы хотели, отказав мне?

— Отказав? — я ничего не понимала, а он лихорадочно всматривался в мое лицо, словно выискивая в нем что-то и не находил.

— Нет. Я не отрежу вам язык. Я заставлю вас им пользоваться и вылизывать все, что я пожелаю.

Это прозвучало мерзко и очень пошло. А перед глазами вспыхнули картинки, как я стою на коленях перед моим мужем и жадно ласкаю его плоть ртом, а он громко стонет и стиснув мои волосы, подается вперед бедрами. И я ощутила, как внизу живота стало горячо, как вся кровь прилила к щекам и стало трудно дышать.

— Что такое? Маленькая монахиня представила, что именно я заставлю ее вылизать? Маленькая невинная монахиня, — вкрадчивая хрипотца заставляет дрожать, — Ваши многочисленные любовники заставляли вас пользоваться вашим языком? Нет? А я заставлю. — и вдруг прорычал, — Вылизывать мои сапоги!

Я дернулась всем телом и в эту секунду к нему подошел епископ.

— Все готово, Ваша Светлость! Ожидаем только ее Высочество.