— Какая же ты красивая, Элизабет Блэр. Безумно красивая.

Поднес лезвие к своему рту и облизал его, слегка порезав свой язык и продолжая смотреть ей в глаза, подергивая верхней губой от предвкушения и нетерпения.

Втянул запах ее волос и зажмурился… Это невыносимо. Невыносимо остро чувствовать его так сильно. Черт возьми, я никогда настолько не ощущал, чтоб женщина пахла… да, именно пахла. Не цветами, не парфюмерией, а чем-то необъяснимо сильным. По-настоящему женским, пробуждающим в мужчине самую настоящую похоть на грани с безумием. Так же она пахла и тогда, когда я впервые ее увидел.

И я сдерживался, чтобы не взобраться сверху и не вонзиться в нее прямо здесь и сейчас. Игра в контроль, нееет, не в контроль над ней, а контроль над собой. Еще есть время. Я возьму ее в положенный срок. А сегодня я просто грязно с ней поиграюсь. Меня заводила сама мысль о ее беспомощности, о том, что она полностью в моей власти и не может отказать.

Раздвинул стройные длинные ноги, удерживая за колени и голодно зарычал, увидев розовую плоть, покрытую блеском влаги. … И внутри поднимается то ли волна ярости, то ли удовольствия. Во рту выделилась слюна. Захотелось приникнуть к ней ртом и ощутить вкус на своих губах.

Кто из них лгал, ставший мне врагом Джейкобс? Или эта сука, которая решила поиграть в лекаря и сейчас сидит в крепости, любуясь на решетки на окнах, обритая на лысо и ожидающая своего приговора. Да, я не любил выскочек. Не любил, когда лезли без моего ведома. И эта выскочка сдохнет вне зависимости от того девственница Элизабет или нет.

И я снова смотрю на ведьму, на эти широко распахнутые зеленые глаза. Из-за нее гибнут люди. Она даже не понимает этого наверное. То ли страх, то ли вожделение там в глубине больших зрачков, скорее кошачьих, чем человеческих. Она и напоминала мне кошку. Строптивую, царапающуюся кошку. Я еще до конца е понял, что она чувствует. Черты ее лица заострены и пробуждают во мне самые страшные и темные желания. Я думал, что уже избавился от них, что все демоны ада исдохли после смерти Антуана Блэра.

Отложил нож и жадно сжал ее грудь, обеими ладонями, сдавливая, заставляя выпятиться соски. Любуясь и сатанея одновременно. Проклятие, как же это возбуждает что хочется взвыть. Если коснусь языком меня самого разорвет на части. Но я не могу удержаться, жадно облизал ее губы, раздвинутые лентой, сдавил груди вместе и поочередно подразнил языком выпяченные соски, а потом сдавил еще сильнее и оба взял в рот, порхая от одного к другому и прикусывая самые кончики. Тело на алтаре дёрнулось, и я увидел, как сжались пальцы ее рук.

— И страшно и сладко, да, Элизабет? Моя зеленоглазая ведьма. Тебе нравится?

Спросил скорее не у нее, а для себя… и тут же повел пальцами вниз по животу, чтобы проверить. По складкам плоти, по нежным горячим лепесткам и по твердому узелку между ними, раздвигая лоно, опускаясь ниже к самому входу и благословенно зарычал, ощутив на своих пальцах тягучую влагу, тянущуюся паутинкой.

— Нравится. — и мозг вспыхивает яростью, — Кто-то уже вот так ласкал тебя связанную? Они трахали тебя на алтаре именно так?

Засопела, отрицательно качая головой и я мстительно резко погрузил в нее палец, зеленые глаза тут же стали черными, широко распахнувшись и я выскользнул наружу. Довольно узко для той, кого трахали монахи.

Я снова не спеша погладил ее тугой бугорок, я водил по нему пальцем, потом облизал его и опять повел по кругу, наблюдая за реакцией, за тем, как выгибается и напрягается ее тело, закатил глаза, выдыхая кипящий воздух.

Склонился к ней ниже и прохрипел прямо в лицо.

— Я хочу тебя. И получу. Запомни это, Элизабет Блэр. Ты — моя вещь. Как стул, стол или шкаф. Принадлежишь мне. Носишь мой знак. Я могу тебя избивать, ласкать, отдавать и продавать кому угодно.

Прислонился лбом к ее лбу, не прекращая ласкать мягкую плоть, содрогаясь от того что чувствую ее под своими пальцами на самом деле, а не в своих грязных мечтах.

— Ты дашь мне все, что я захочу взять.

Сопит и вертится, словно хочет освободиться от веревок и от ленты во рту, словно пытается меня с себя скинуть. И я надавил сильнее, не меняя ритм, следя за ее взглядом, за тем какие они сейчас черные ее глаза, влажные, пьяные, как они затуманиваются и закрываются тяжелыми веками.

— Ты уже испытывала наслаждение? Знаешь его? Чувствуешь, как оно вот-вот тебя накроет?

Она мычит, а я и хочу, и не хочу знать, что сейчас кричала бы мне эта сучка. Молила продолжить или молила меня остановиться.

Но моя власть была в ином… В том, чтобы не дать ей сказать ни слова. В том, чтобы она осознавала, что только я решаю будет ли она говорить и вообще учувствовать во всем что я делаю или мне плевать на нее как плевать на любой предмет интерьера, которым я пользуюсь.

Дышит так шумно, так рвано и мне знакомо это дыхание. Я слышал его тысячи раз, только с ней все по-другому. С ней все не так. И я и правда чувствую себя зверем, дорвавшимся до своего куска мяса.

Остановился на мгновение, чтобы поймать блеск разочарования в ее глазах. Он должен был там быть вместе с ее ненавистью. Адским коктейлем.

И триумфально усмехнуться — конечно оно есть. Блестит в глубине глаз и дрожит на кончиках ресниц. И я медленно ласкаю ее, так медленно что самому хочется взывать, в жадной охоте на ее удовольствие. Первое для меня. В мою личную коллекцию. Кто знает буду ли я нежным с ней потом… Кто знает не вырвется ли мой Дьявол наружу и не растерзает ли ее в ошметки.

Связанная, трепещущая, мотающая головой из стороны в сторону и такая тянущаяся за моей рукой. Близка к срыву. И я любуюсь этим зрелищем, возбужденный до предела. Любуюсь тем, как ее соски дергаются и дрожат от напряжения, как втягивается живот, как подрагивают бедра и судорожно разжимаются и сжимаются колени, сдавливая мою руку.

И мне захотелось испытать это вместе с ней, догнать ее, разорваться на куски в ту секунду, когда она забьется на этом алтаре.

Дернул штаны, высвобождая член, сжимая у основания, не переставая растирать ее плоть и проводя ладонью по налитому кровью стволу. Наклонился к ее соску, сдавил его зубами, двигая одновременно рукой по своей плоти и сдавливая двумя пальцами ее клитор.

Она гортанно замычала, выгибаясь дугой, содрогаясь всем телом и я в ту же секунду выплеснулся ей на живот горячей струей, с диким ревом, удерживая во рту сосок, чувствуя пальцами как содрогается ее плоть и моя. Ослепленный этим оргазмом настолько, что все еще хриплю, стоя над ней, всматриваясь остекленевшим взглядом в ее лицо.

Все еще голодный, как шелудивый пес, все еще чувствующий запредельную жадную ярость и желание владеть ею безраздельно. Мне кажется, что эрекция не спадает и мой член все такой же твердый.

Я вытер семя с ее живота своим платком и сунул его в карман, потом наклонился к ее лицу, всматриваясь в подернутые дымкой глаза, которые сейчас были светло-светло зеленые.