«Вот, — мысленно замечаю я. — Нахапала бабок у наивной публики и на цацки все спустила». Но сделав над собой усилие, предпочитаю вслух сказать совершенно другое.

— Я хотел бы завтра вместе с тобой посмотреть новый участок. Может, посоветуешь, что на нем построить…

— А это обязательно? — обретя прежнюю уверенность, отмахивается Майя. — Не люблю перед аэропортом куда-то заезжать. Любое отклонение от курса чревато…

— Это по пути, — небрежно бросаю я.

— Я собиралась заехать к себе на квартиру, — недовольно складывает губки бантиком Майя. — Мне нужно брата предупредить…

— Отправь ему эсэмэску, — командую я. — А за вещами заедем после возвращения. Да и зачем тебе старые тряпки, чижик, если в Лондоне мы устроим необузданный шопинг. Выдам тебе безлимитную карту на целый день и разрешу самой прогуляться по Оксфорд-стрит.

— Я бы лучше сходила в Ковент-Гарден, — спокойно роняет моя жена. Ни тебе радостных воплей или обнимашек с поцелуйками. — Там всегда идут интересные постановки. А еще хочу прокатиться на Лондон-ай. Колесе обозрения, — объясняет она мимоходом.

— Как скажешь, малыш, — улыбаюсь я и около лестницы беру ладошку жены в свою. — Карточка, колесо и Ковент-Гарден. Хорошая программа у нас вырисовывается.

По мраморным ступенькам мы спускаемся с Майей рука об руку вниз. И с высоты кованой лестницы взглядом сюзерена я осматриваю собравшихся в холле людей. Улыбающиеся и смахивающие слезы умиления Марина с Ольгой, хмурый Люк и невозмутимый Приор. Пацаны из охраны — Леха и Вадька. Миха — мой личный водитель. И сладкая парочка, стоящая чуть в стороне. Моя несравненная племянница Алиса и Павка Щетинин. Он что-то шепчет ей на ухо, подойдя слишком близко. Недопустимо близко.

«Что происходит, твою мать? — рычу про себя. — Кажется, они любовники… Нужно сказать Приору, пусть выяснит», — отмечаю мысленно и даже не подозреваю, что среди радостной публики, пришедшей с цветами и поздравлениями, находится предатель, сдавший меня с потрохами Фигне.

Следующим утром я просыпаюсь от запаха еды — пахнет картошкой и жареным мясом.

— Привет, — улыбается мне Родион.

Мой новый муж бодр и весел, будто спал всю ночь, а не занимался со мной до рассвета любовью. Он сидит за небольшим круглым столом, стоявшим невдалеке от окна. В черном махровом халате и, вытянув вперед босые ноги, Вепрь напоминает мне барина. Впрочем, так оно и есть. Веприцкий деловито осматривает блюда, с трудом разместившиеся на столе, и лениво раздумывает, с чего начать завтрак. Краем глаза я замечаю на столе горку эклеров, большую тарелку, накрытую блестящей крышкой, и стакан томатного сока. Там еще что-то виднеется, и я очень надеюсь, что Марина приготовила мне овсяную кашу и заварила зеленый чай.

— Что за вонь? — бурчу недовольно, пытаясь снова не уснуть. Но запах еды вряд ли позволит мне отправиться в царство Морфея.

— Почему это вонь? — недовольно изумляется Веприцкий. — Нормальная еда. Не твои засушенные кузнечики…

— Я по утрам способна съесть лишь кашу и выпить чай, — вздыхаю, стараясь подавить в себе раздражение и не подскочить полуголой к окну, чтобы раскрыть его настежь и вдохнуть свежего воздуха.

— Да, принесли твою кашу, — недовольно фыркает Родион. — Как этот клей можно есть? — морщится он, приподнимая крышечку с небольшой пузатой пиалки. Осторожно кладет ее обратно обратно с гримасой отвращения и открывает свое блюдо. Отложив в сторону крышку, вполне дружелюбно показывает на место с другой стороны от стола. — Прошу, мадам!

— А в столовую спуститься нельзя? — ворчу я, поднимаясь с кровати и накидывая на голое тело бледно-розовый кружевной халат, купленный дорогим Родичкой перед свадьбой.

— Вот тут соглашусь с тобой, — с набитым ртом заявляет Веприцкий. — Мне тоже неудобно здесь есть. Но мы же с тобой молодожены, — ржет он, — должны были устать после первой брачной ночи.

— Я и устала, — хмыкаю. — Под конец уже на автомате подмахивала, — фыркаю весело и демонстративно иду в ванную.

— Не смеши, — несется следом хохот Веприцкого. — Давай поживее, Майя, — предупреждает он, потянувшись за стаканом с томатным соком. — Я хочу до вылета глянуть на свой новый участок. А самолет у нас в четыре часа…

— А собираться мы когда будем? — застываю я в дверях.

— Прислуга все соберет, я уже дал поручение.

— А они точно знают, что именно понадобится мне в поездке? — усмехаюсь. — Не положат мои лифоны вместе с твоими носками?

— Майя! — рычит он, переставая пить. — Я сказал — быстро, значит — быстро, — бросает резко. — У тебя пять минут на водные процедуры! Время пошло. Не советую заплывать за буйки.

Под раздраженным взглядом Родиона я захлопываю дверь в ванную и, прислонившись спиной к стене, пытаюсь перевести дух.

«Ты сама влипла, дорогуша, — противно напоминает внутренний голос. — Теперь засунь куда подальше свою гордость и исполняй приказания ненаглядного Родички». Нужно немного приручить его.

Душ много времени не занимает, и когда я в тонком халате и с полотенцем на голове усаживаюсь напротив Родиона, мой ненаглядный уже ест эклеры и пьет кофе из большой тяжелой кружки. Мне хочется сказать ему, что столько сахара лопать вредно. Да и завтракать жареной картошкой тоже не полагается.

«Выключи режим “жена”, — усмиряю я свою прыть. — И постарайся меньше злить Вепря», — предупреждаю саму себя и тут же ляпаю, не подумав:

— А твои соратники с нами в Лондон полетят?

Веприцкий оглядывает меня внимательно. Видимо, тонкий шелк ничего не скрывает, а обрисовывает изгибы, добавляя им пикантности.

— С чего бы? — удивляется он. — У Приора дел до фига. Пусть ищет доказательства причастности Фигни. А вот Люк летит с нами, — гадко улыбается он, и я подозреваю, что это решение Вепрь принял только сейчас. — Может, он и прав, — с наглой усмешкой продолжает Родион. — Ты же меня грохнешь в Лондоне и бросишь мой труп в Темзу.

— Ага, — киваю, открывая тарелку с овсянкой и наливая в чашку из белого пузатого чайника зеленый чай.

— Как можно жрать это месиво и пить траву? — снова хмыкает Родион и предлагает добродушно: — Хочешь, Марина для тебя картошки пожарит?

— Ни в коем случае, — отрывисто бросаю. — Не смотри в мою тарелку и не порть мне аппетит, — хмыкаю и добавляю сварливо: — От твоего Люка толку, как от тушканчика.

— В смысле? — бровь мужа удивленно ползет вверх.

«В коромысле!» — хочется заорать мне, но я сдерживаюсь и замечаю с улыбочкой:

— Толку от него никакого. Эдакий домашний любимец. Ну, как хомячок в клетке…

— Он, конечно, облажался вчера, — кривится Родион и широкой ладонью потирает почти лысую башку. — Но я ему верю. Ему и Приору. Мы выросли вместе, — объясняет он, наивно считая, что друзья детства никогда не предают.