Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот ты и помалкивай, хорошо? А то я знаю твою любовь к восстановлению справедливости.
– Не в этом случае. Я же не могу огульно обвинить людей, правда? А вот если доказательств подсобрать…
– И вот это как раз я тебе делать запрещаю категорически! – негромко, но властно сказал Акела, глядя прямо в глаза жены. – Слышишь?
Она кивнула, смиренно опустив голову, но у Акелы не осталось ни малейших сомнений в том, что она непременно ослушается.
– Благодаря вашему отцу у меня развилась здоровая житейская мудрость.
– Гм…
– Так что эта самая мудрость в вашем распоряжении.
Ясунари Кавабата. «Тысячекрылый журавль»
Ключи от учебной комнаты нашлись именно там, где я и думала, – на полу в прихожей, прямо под тумбой, с которой упала моя сумка утром. Фу-у-у, хоть здесь никаких неожиданностей.
Разговор же с мужем навел меня на мысль о том, что в академии кто-то ведет разработки новых методов пересадки роговицы. Или приторговывает трансплантатами? Эта последняя версия почему-то казалась мне наиболее правдоподобной. Все-таки для исследовательской работы нужны условия, и в рамках академии их нет. А вот торговать трансплантатом вполне возможно. Нужно срочно почитать о технике забора материала, тогда станет понятно, кто мог это делать, не санитары же из морга.
Я полезла в английский учебник по трансплантологии, который уже месяц лежал у меня на прикроватной тумбочке. В последнее время студенты стали задавать много вопросов на эту тему, приходилось держать марку и отвечать, хотя область была совершенно не моя. Найдя главу по офтальмологии, я погрузилась в чтение. Это увлекло меня настолько, что я даже не заметила, как пришел снизу Сашка, переоделся в тренировочное и ушел во двор, как вернулся из города папа и устроился в гостиной с Соней играть в лото. Чтение захватило, я уже представляла, каким образом можно получить требуемый препарат, что для этого нужно, как его правильно сохранить и транспортировать. Выходило, что это мог делать и кто-то из сотрудников нашей кафедры, и патанатомы, и кто-то с кафедры судебной медицины. Им еще проще, они в морге постоянно, а значит, не нужен тот, кто сообщает о поступивших трупах. Но ведь это довольно много народа, невозможно подозревать всех. И всех проверять. М-да, тупик. Хотя можно Ольгу попросить, она же помнит своих коллег по кафедре, с момента ее ухода там не прибавилось никого, кроме нового интерна, взятого вместо нее.
А за своими я и сама могу присмотреть, это не так сложно.
Вернулся муж, как всегда, мокрый от пота, разгоряченный интенсивными упражнениями с шестом-бо.
– Ты чем так увлеклась? – поинтересовался он, стаскивая на пороге ванной пропотевший костюм.
– Да так… – Я отложила книгу и подтянула колени к груди, положив на них подбородок. – Хорошо позанимался?
– Да. На улице благодать.
Я бросила взгляд в окно – та еще благодать. Идет мокрый снег, налипая комьями на провода, но ветра нет, и, наверное, поэтому не особенно холодно.
– Соня с папой?
– Да. Играют в лото и ругаются на равных, – чуть улыбнулся муж. – Ладно, я быстро в душ, и пойдем ужинать, там Галя ворчит.
Пока он шумно плескался в ванной, я еще раз наскоро пробежала глазами главу в учебнике и только утвердилась в правильности своих подозрений. И еще – на душе стало легче от мысли о том, что труп в моей учебке никак не связан с мужем и его прошлым. Вот только машина, преследовавшая нас с Никитой, не укладывалась ни в одну из этих версий.
– Все, я готов, идем ужинать! – Муж появился в комнате, уже облаченный в домашнее. С мокрой косы на макушке падали капли, оставляя следы на синем сатине кимоно.
Я выбралась из-под пледа и потянулась:
– Вредно лежать вечером, так лень потом вставать. Даже есть не хочу.
– А придется. Ты ведь знаешь, Галина будет недовольна.
Мы спустились в столовую, и папа, уже сидевший во главе стола, снял очки и ехидно поинтересовался:
– Это чем же таким заняты родители, что ребенок весь вечер от деда не отходит?
– А дед таким тоном сказал, как будто чем-то недоволен, – заметила я, садясь на заботливо отодвинутый мужем стул.
– Дед доволен. И внучка довольна. А вот морды ее родителей мне не нравятся.
– Папа, – укоризненно сказала я. – Ты бы выражения выбирал. Морды!
– Ох, простите, Александра Ефимовна, оскорбил ваш тонкий слух, – папа был явно в ударе, и это свидетельствовало только о том, что у него тоже что-то случилось. – Давай, зять, по пять капель хряпнем? – предложил он, дотянувшись до бутылки водки.
Акела не пил. За всю нашу совместную жизнь я не помнила его пьяным. И сейчас он тоже отрицательно покачал головой:
– Нет, Фима, я не буду.
– Еще бы! Ты у нас других корней, самурайских, – кивнул папа, наливая себе водку в высокую хрустальную рюмку. – Вы все больше это, как его – ссаке? – утрируя название напитка, поддел он.
Лицо Сашки осталось непроницаемым, зато я вспыхнула:
– Ты прекратишь или нет? Ребенок за столом!
– Сонюшка, ты меня, внученька, прости. Дед сегодня того, не в форме, – опрокинув водку в рот, сказал папа. – Но у него причина есть.
Соня солидно кивнула, делая вид, что вообще ничего не слышала, хотя по ее хитрым глазам было видно, что она не упустила ни единого слова.
– Соня, доедай и иди готовься ко сну, – ледяным тоном велела я и тут же почувствовала на своем колене руку мужа – этим жестом он призывал меня успокоиться.
Когда Соня убежала наверх, я тут же отбросила вилку и зло посмотрела на папу:
– Ты что тут устроил? Что случилось?
Он невозмутимо налил себе еще рюмку, выпил и, закусив пирожком, бросил:
– Ты на голос-то не бери меня, забылась? А то ведь и врежу, не посмотрю, что замужем.
– Ты на вопрос не ответил.
– А я тебе ничего не обязан отвечать, дочь моя дорогая. Доедай давай, и вон отсюда, ребенком займись, – рыкнул папенька.
Я беспомощно посмотрела на Сашу, но тот поддержал отца:
– Не спорь, Аленька. Иди к Соне.
– И не вздумай подслушивать, – напутствовал папа, хорошо осведомленный о моей привычке, пару раз спасавшей жизни всем членам семьи.
Словом, выбора у меня не осталось, пришлось идти наверх и мучиться там неизвестностью, помогая дочери расправить постель и принять ванну.
– Соня, с завтрашнего дня ты не будешь ездить в школу, – сказала я, когда переодетая в пижаму дочь устроилась в постели.
– Почему?
– Так нужно. Это будет не очень долго, к тебе опять будет приезжать учительница, но не утром, а после обеда. Помнишь, как было? – поправляя одеяло, сказала я и села на край кровати.