чуть солоноватая, а соус добавляет такую искру… Ты должен попробовать. Хватит хмуриться.

Я смотрел на неё, качая головой, но её энтузиазм был заразительным. Она уже тянулась за вторым кусочком, её лицо светилось, как у ребёнка, нашедшего конфету. Я вздохнул, бормоча себе под нос:

— Если это яд, я тебя не спасу.

Но всё же взял палочки и подцепил ломтик. Вкус был таким, как она описала: нежный, с тонкой упругостью, которая таяла на языке, а понзу добавлял яркую, цитрусовую ноту. Это было идеально — не просто еда, а опыт, который «Клык» оттачивал годами. Я отложил палочки, чувствуя, как разочарование смешивается с невольным восхищением. Танабэ знал своё дело. И это только подогревало мою решимость найти отравителя и вернуть «Спруту» его место.

Акико, уминая очередной кусочек, посмотрела на меня с хитринкой.

— Ну что, признай, вкусно? — сказала она, вытирая уголок рта салфеткой. — Может, следующий ресторан будет удачнее. Или ты уже жалеешь, что притащил меня сюда?

Я усмехнулся, но мой взгляд скользнул к кухне, где мелькали силуэты поваров. Нет, «Клык» не дал ответа, но впереди были ещё четыре ресторана. И я чувствовал, что след отравителя где-то там, ждёт, чтобы я его нашёл.

* * *

Мы с Акико вышли из «Клыка», и ночной воздух Токио встретил нас резким холодом. Неон заливал улицы разноцветным светом, но я чувствовал разочарование, тяжёлое, как гиря. Фугу в «Клыке» была идеальной, но нарезка — классическая, без следа грубого, торопливого стиля отравителя. Первый ресторан оказался пустышкой, но я был полон решимости двигаться дальше. Акико, всё ещё в своём чёрном вечернем платье, шла рядом, её каблуки стучали по асфальту.

— Следующий — «Журавль», — сказал я, проверяя список на телефоне. — Ещё один из империи Танабэ. Если и там ничего, попробуем «Морской Шёлк».

Акико кивнула, но её лицо вдруг напряглось, когда телефон в её сумочке завибрировал. Она вытащила его, взглянула на экран и нахмурилась.

— Кобаяши, — пробормотала она, её голос стал тише. — Мой начальник.

Она ответила, и я услышал его хриплый голос даже с расстояния — резкий, требовательный. Акико слушала, её губы сжались, а глаза потемнели от раздражения. Через минуту она сбросила вызов и посмотрела на меня, качая головой.

— Он вызывает меня в участок, — сказала она, её тон был полон досады. — Срочно. Не знаю, что ему нужно, но я не могу игнорировать. Прости, Кенджи-сан, тебе придётся идти в «Журавль» одному.

Я нахмурился, чувствуя, как тревога шевельнулась внутри. Кобаяши, подкупленный Танабэ, мог готовить новый удар. Но я не хотел её задерживать — она и так рисковала, помогая мне.

— Что-то важное?

— Не знаю, но думаю вряд ли, протсо опять хочт показать кто тут главный. Однако отказать я не могу. Сам понимаешь.

Я понимал.

— Иди, — сказал я, стараясь скрыть беспокойство. — Но будь осторожна. Если он что-то задумал, держи ухо востро.

Она кивнула, её взгляд стал твёрже.

— Ты тоже, — ответила она. — Позвони, если найдёшь что-то. И не ешь фугу без меня!

Я усмехнулся, и она исчезла в такси, оставив меня одного на шумной улице. Я глубоко вдохнул, поправил пиджак и направился к «Серебряному Журавлю», второму ресторану Танабэ. Решимость горела внутри, но я не мог отделаться от мысли, что Кобаяши выбрал слишком удобный момент, чтобы отозвать Акико.

* * *

«Серебряный Журавль» был больше и ярче «Клыка», с витражами в форме птиц и золотыми акцентами в интерьере. Я заказал фугу, повторив тот же ритуал: попросил подать так, чтобы видеть работу повара. Ожидание тянулось, но когда тарелка наконец появилась, моё сердце сжалось. Ломтики были тонкими, с лёгким изгибом, уложенными в форме крыла журавля — красиво, профессионально, но не то. Никаких грубых срезов, никакого тяжёлого нажима. Это был другой повар, другой стиль. Ещё одна промашка.

Я даже не стал пробовать, оставив блюдо нетронутым. Заплатил по счёту и вышел на улицу, чувствуя, как разочарование смешивается с усталостью. Два ресторана, два тупика. Но я знал, что не могу остановиться. Следующий в списке был «Морской Шёлк», и я уже собирался двинуться туда, когда мой взгляд зацепился за фигуру через дорогу.

Мужчина в тёмной куртке стоял у фонаря, его лицо было скрыто козырьком кепки. Но моя кровь застыла, когда я заметил его руку, небрежно опущенную вдоль тела. На запястье, в свете фонаря, мелькнула татуировка — чёрный осьминог, щупальца которого извивались, как живые. Тот самый символ, что я видел в переулке Гиндзы, тот, что преследовал меня, как призрак.

Мои глаза не могли ошибаться. Это был он.

Я заставил себя отвернуться, делая вид, что проверяю телефон, но сердце колотилось. Он здесь. Отравитель? Или его сообщник? Я не мог позволить ему уйти. Сделав шаг в сторону, я притворился, что иду к следующему ресторану, но резко свернул в узкую подворотню, прижавшись к стене. Мои глаза следили за ним через отражение в витрине. Он двинулся за мной, его шаги были осторожными, но уверенными.

Я выждал момент, когда он приблизился к подворотне, и рванулся вперёд. Мои руки схватили его за куртку, я развернул его и прижал к стене, мой кулак замер у его лица. Его кепка слетела, открыв лицо — молодое, с резкими чертами и холодными глазами, которые смотрели на меня без страха, только с лёгкой насмешкой.

— Кто ты? — прорычал я. — И что тебе нужно от меня?

Он молчал, его губы изогнулись в едва заметной нервной улыбке, и я почувствовал, как ярость закипает сильнее. Татуировка осьминога горела на его запястье, как клеймо.

Глава 11

Я прижал парня к холодной кирпичной стене подворотни, мои пальцы вцепились в его куртку так, что ткань затрещала. Уличный фонарь отбрасывал длинные тени, и татуировка осьминога на его запястье казалась живой, пульсирующей в полумраке. Кепка валялась на асфальте, а глаза — холодные, с лёгкой насмешкой — смотрели прямо на меня. Но я видел, как его дыхание сбилось, как напряглись его плечи. Он был не так спокоен, как хотел казаться.

— Кто ты? — прорычал я, мой голос был низким, как гул мотора. — Что тебе нужно от меня? Говори, или я выбью это из тебя.

Он молчал, его губы сжались в тонкую линию. Я усилил хватку, прижимая его сильнее, так что его спина ударилась о стену. Его глаза дрогнули, но