Около костра лежит острый кол. Я насаживаю зайца на него и подвешиваю низко над углями.

* * *

Когда дневной свет освещает гору, я понимаю, что заяц, должно быть, уже готов. Я с отвращением смотрю на него. Я ни капельки не голоден. Я подумываю плюнуть на еду Решаю, что вытащу зайца из углей и брошу под навес. На случай, когда проголодаюсь.

В последнюю минуту я меняю решение. Снова вспоминаю о плане. Я никогда не выполню третий пункт, если не съем хоть кусочек.

Я покорно вздыхаю. Держу в руках закопченное тельце, словно это маленький обожженный ребенок. На мгновение я вспоминаю о войне где-то в другом месте, но больше ничего не помню, только картинку с обожженным ребенком. Я впиваюсь зубами в поджаренного зайца. Отрываю кусок со спины и медленно жую. «Вот и третий пункт», — думаю я.

* * *

Обглодав почти полтушки, я чувствую, что больше не могу. Остатки кидаю под навес. Ложусь, вытягиваюсь, думаю, что пора отдохнуть. Я должен поспать после еды.

К своему удивлению, я не впадаю сразу в полузабытье. Вместо этого я замечаю, как мой мозг начинает разрабатывать новый план: четвертый, пятый и шестой пункты. «Так-так, — думаю я. — Умно с моей стороны». Если все катится к чертям, нужно составить план. Разделить невозможное будущее на крохотные реально выполнимые фрагменты. Однажды кто-то рассказывал мне об этом, но я забыл кто.

Через минуту новый план готов. Он не сильно отличается от первого. Четвертый пункт — попить воды, очень много воды. Пятый — собрать дрова. Шестой пункт — разжечь огромный костер, костер, который будет видно издалека.

С мыслью об этом я засыпаю.

В сумерках я просыпаюсь. Потягиваюсь. Стряхиваю с себя прилипший мусор. Боль просыпается, несмотря на то, что я был осторожен. Чувствую, как острые как шило когти впиваются в затылок и в спину. Я сжимаюсь, приседаю от боли, пытаюсь привыкнуть. «Живот», — думаю я. Давно он не давал о себе знать. То, что я съел, должно сейчас быть в желудке. Я жив. Я — маленький раненый лесной зверек.

Вскоре я выбираюсь из своего укрытия и медленно тащусь вниз по склону. Я ползу тем же путем, по которому полз раньше, — по едва заметной тропе между каменных блоков и пней, высоких сосен и густых зарослей черники. Иногда я останавливаюсь, принюхиваюсь, погружаюсь в звуки. Сегодня вечером в лесу тихо. Лишь ветер раскачивает надо мной кроны деревьев.

До болота уже рукой подать, на лес давным-давно опустилась ночь. В темноте я чувствую себя увереннее. Я тихо ползу между кочек и камней, пока мои руки не погружаются в воду. Я наклоняю голову и долго пью вкуснейшую болотную воду.

* * *

Я выбираюсь на твердую землю. Облизываюсь. Сворачиваюсь калачиком на камне и ненадолго засыпаю.

* * *

Вернувшись в свое укрытие, я опять чувствую голод. Я нюхаю воздух вокруг, чтобы вспомнить, где я оставил свою добычу. Нахожу ее под остатками навеса, впиваюсь зубами в заячью лапу и дочиста обгладываю ее.

* * *

Я вздрагиваю, заметив дым. Пячусь в испуге и скрываюсь за навесом. Спустя некоторое время я с опаской выглядываю из-за укрытия. Вижу круг из камней. Вот откуда идет дым.

* * *

Костер! Это же мой костер!

Он потух. «Вот черт, — думаю я. — Чем это я тут занимаюсь? Нужно взять себя в руки! Пытаться думать ясно, быть логичным».

Я снова вспоминаю о плане и понимаю, что четвертый пункт выполнен. Я напился вволю. Пора заняться пятым — собрать дрова.

«О, боже, — бормочу я. — Как же мне это сделать?»

* * *

Я ползу собирать дрова и бормочу себе под нос: «Ветки, хворост и дрова — вот тебе тепло и еда. Ветки, хворост и дрова — вот тебе тепло и еда». Нужно оставаться в реальной жизни. Я чувствую, что чудовищно близко подошел к границе. Я раскачиваюсь над ней. Я иду по ней, нет, вернее, ползу. Ползу по границе между человеческим и звериным.

Я нахожу и методично складываю в кучки палки, шишки и все, что может гореть.

* * *

Внезапно я останавливаюсь. В мое сознание пробивается воспоминание и захватывает меня врасплох своей болезненностью. Оно буквально врубается в мой мозг, словно острое сверло, сверлит изнутри. Я сажусь, хватаю ртом воздух, чувствую, как что-то рвется наружу, что-то наваливается на меня. Странное воспоминание. Как ни стараюсь, я не в силах понять его содержание. Не знаю, касается ли оно меня, связано ли с моей жизнью. Я вижу отдельный кадр из фильма о себе. Он четкий, почти раскаленный добела. В кадре люди. Темные фигуры на выцветшем фоне. Я не вижу, что они делают. Я не слышу, о чем они говорят. Но фигуры кажутся знакомыми. Да, теперь я вижу их. Я бросаюсь на гору.

— Туве! — кричу я. — Филип! Вернитесь! Туве, почему вы бросили меня?!

Я ору изо всех сил. Но с моих губ не срывается ни звука.

* * *

Я падаю в изнеможении. Сворачиваюсь калачиком и закрываю голову руками. Трясусь от холода.

Я слышу, как горит костер. Я швырнул туда все ветки, которые только смог содрать с навеса.

Я чувствую, что теперь точно конец, и удивляюсь, как ясно я это осознаю. Да, это так. Я умру, и я чувствую это. Я не вижу красок. Я думал, что они будут здесь, эти фальшивые краски. Я думал, что все станет красным. Все окрасится в красный цвет. Красный цвет окутает меня и унесет прочь. «Так это неправда, — думаю я. — Смерть — это просто покой. Словно расслабление после напряжения».

Как будет прекрасно, когда я исчезну отсюда и где-нибудь хорошенько отдохну. Я так хочу спать и чувствую, что тело мое начинает сдаваться. Я больше не мерзну. Все меняется к лучшему. «Да, — думаю я. — Представь себе, это просто покой».

* * *

До меня доносится навязчивый звук. Он знаком и одновременно нов для меня. Я не могу определить, откуда он исходит. Могу поклясться, что раньше я его уже слышал. «Цикады, — думаю я. — Вот что это такое». Я снова слушаю. Монотонный звук почти оглушает. Я мертв и не понимаю, почему этот звук доносится до меня. Тут я вспоминаю его. Это вертолет! Bell 205. За рычагами управления сидим мы с Джимом. Джим осторожно трясет меня за руку. Я киваю. Джим серьезно смотрит на меня. Качает головой. Я вижу, что мы основательно потеряли высоту. Я хватаю рычаг управления, тяну его на себя, и вертолет с готовностью повинуется. Я выжимаю газ, и звук усиливается.

— О'кей, Джим, — говорю я. Нужно держать себя в руках.

Мы скинем все это дерьмо на деревню, расположенную на окраине джунглей. Джим кивает, но ничего не говорит. Для этого не существует никаких слов. Это приказ. Его нужно исполнить. Не спрашивай почему. Я не знаю.

Внезапно я вижу, как впереди появляется деревня. Группа домов. Домашние животные — в основном куры и свиньи. Несколько собак играют с чем-то между домами. У ручья на окраине деревни сидит на корточках женщина.

— Окей, Джим?