Я останавливаюсь неподалеку от киоска Джонни. На улице почти безлюдно. У киоска останавливается «Тойота-Королла», из машины выходит женщина в желтом пальто и покупает выпуск «Афтонбладет» и пачку голубого «Бленда». За прилавком сегодня сам Джонни. Женщина оплачивает свои покупки и возвращается в машину, а я иду дальше.

Прохожу мимо многоквартирного дома, где живет Пия-Мария. В окнах горит свет. Я смотрю на окна в ее квартире и, к своему удивлению, замечаю, что только в комнате Пии-Марии темно. Неужели ее нет дома? Что люди делают в такие вечера? Чем занимаются Пия-Мария и ее мама? Смотрят видео? Неужели еще есть фильмы, которые они не видели? Наверняка я уже их посмотрел.

Спустя некоторое время я замечаю, что ноги несут меня в район старых частных особняков. Я сбавляю темп и иду неторопливым шагом. Останавливаюсь неподалеку от кирпичного дома на Винбэрсгатан. Здесь в окнах тоже горит свет. «Да, — думаю я. — Воскресным вечером большинство людей сидит дома». Я в этом уверен.

Я размышляю, чем они занимаются. Что делают Май и Летчик? Скорее всего, Май сидит за компьютером в своем маленьком кабинете. Работает над новой книгой, переводит какой-нибудь справочник о птицах. А Летчик? Смотрит ли он телевизор, как другие люди? Не знаю.

На автостоянке стоит их старый «Мерседес». Этот автомобиль уже почти ветеран. Но на нем нет ни царапинки. Он такой же аккуратный, как и все остальные вещи в их доме. У них нет ни изрезанных ножом столов, ни поцарапанного паркета, ни протекающего душевого шланга. Не скажешь, что Май и Летчик живут здесь. Они не оставляют следов. Только Филип.

Я прохожу мимо их дома и останавливаюсь напротив окна Филипа. Озираюсь, встаю на цыпочки и заглядываю внутрь. Филип сидит за письменным столом, подперев голову рукой. Что он делает? Не видно. Может, читает? Скорее всего, да.

Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности, когда слышу за спиной шаги. Чьи-то туфли глухо постукивают по асфальту. Наверное, ветер унес звук, поэтому меня застали врасплох. Я оборачиваюсь и вижу Май. В руке у нее сумка. Может, она была у соседей? Вижу, что она сразу же узнала меня и удивилась.

— Привет, Ким. Давно не виделись, — говорит она.

— Здравствуйте, Май, — отвечаю я. — Я все лето провел в США, в Мичигане.

— Как мило. А разве Филипа нет дома?

— Он дома, — отвечаю я. — Но я просто шел тут мимо. Май удивленно смотрит на меня. У меня заготовлена целая куча оправданий, поэтому я выбираю одно из них. Весьма правдивое.

— Элвис пропал, — со вздохом говорю я.

Вижу в ее глазах вопрос и поясняю:

— Элвис — это еж, весной он поселился в нашем дворе.

— Вот как, — говорит Май. — Ну, надеюсь, ты найдешь его.

* * *

Я подхожу к торговому центру и чувствую, как меня охватывают сомнения. Я действительно не знаю, что мне делать. Вдруг я встречу кого-нибудь, с кем не хочу сейчас встречаться? Я останавливаюсь около входа.

У дверей крутится стайка ребятишек. Обычная банда. Они ждут, пока не появится какой-нибудь щедрый покупатель и не купит им цветные карточки с хоккеистами или новый выпуск комиксов. Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу. Затем решаюсь. Пробираюсь через компанию маленьких попрошаек, осуждающе качаю им головой и вхожу. На двери звенит колокольчик, и Али отрывает взгляд от еженедельного выпуска какой-то арабской газеты с тонкими, как сухой лист, страницами. Я киваю ему.

— Здорово, Ким, — говорит он.

Я иду мимо стеллажей, сворачиваю направо к холодильнику с молочными продуктами, подхожу к полкам со сладостями. Долго стою там. Наконец понимаю, что Али скоро захочет узнать, что я там делаю, иду к кассе, беру красную зажигалку и кладу ее на ленту.

— Больше ничего? — удивленно спрашивает Али.

— Нет, — отвечаю я. — Сегодня все.

Мы уходим, но я так сильно пьяна, что кажется, схожу с ума. Земля уплывает из-под ног. Лес словно сгибается надо мной. Деревья, камни, муравьи — все крутится и мелькает, как в калейдоскопе или при сильном недомогании. Я, как мармеладная лягушка, пытаюсь устоять на своих слабых ногах.

Ситуация развивается стремительно, мы торопимся. В спешке собираем вещи. Утрамбовываем то, что уже влезло в рюкзаки. Манни и Пия-Мария постоянно кричат, что нам нужно поторапливаться. Затем мы бросаемся вниз по склону.

Почти сразу я падаю и лечу в бездну, еще не понимая, жива пи я или расшиблась. Земля просто распахивается подо мной, и я шагаю прямо в пустоту. Я лечу вниз как в кошмарном сне, но внезапно полет обрывается, я падаю на что-то спиной, ударяюсь плечом обо что-то и лежу. Вокруг тишина. Я понимаю, что жива. Когда на тебе столько вещей, падать гораздо мягче.

Я лежу головой в сухих ветках и слушаю, как из темноты до меня долетают голоса. Гулкое эхо разносит слова, словно мы находимся в пустом пространстве. Словно вся эта чернота была не ночью, а бесконечным пустым пространством, где нет возможности найти опору, нет мерцающих звезд, нет надежды.

Кажется, я различаю голос Пии, доносящийся откуда-то сверху. Она что-то кричит.

Остальные кричат ей в ответ. Я слышу Филипа и Манни. Они уже далеко внизу. Манни смеется. Сначала я ничего не понимаю. Затем я слышу, как Филип кричит на Пию-Марию. Его голос груб и слегка дрожит, потом срывается, словно он запыхался или чем-то напуган.

Рядом слышится шорох. В зарослях что-то быстро передвигается и приближается ко мне. Шуршание уже совсем близко.

— Туве, ты там?

Кажется, это голос Криз. Он полон тревоги. Я пытаюсь ответить, но издаю лишь стон. Сейчас это единственный звук, который я способна произнести. Криз что-то говорит, но я ее не понимаю.

— Подожди, я иду.

Она хватает меня за куртку и поднимает. Хвост Рони бьет меня по ногам.

— Ну, ты как?

Я пытаюсь сказать что-нибудь, но вместо слов меня тошнит. Сильный рвотный спазм дрожью проходит по всему телу, животу, плечам, ногам, голове.

— Теперь тебе станет легче, вот увидишь.

Криз поддерживает меня за спину, помогая устоять на ногах. У нее получается. Я стою. Ноги дрожат, все тело трясется, и, кажется, Криз сразу понимает, как плохи мои дет. Я стою прямо несколько секунд и падаю спиной на ветки.

Криз зовет Филипа. Кричит, что нас надо подождать. А еще лучше — вернуться и помочь нам.

Откуда-то поблизости ей отвечает голос Пии.

Хотя моя голова ничего не соображает, но все же я слышу, что она почти так же пьяна, как и я. Похоже, мы с ней говорим на одном языке.

Она окликает нас несколько раз, чтобы определить, где мы находимся, и вскоре валится рядом и словно сдувается, как надувной лебедь, напоровшийся на что-то острое.

— Черт, ты же могла погибнуть.