Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идиоты, – бурчит сестра, но идёт за нами.
Из-за двери Ольги доносятся приглушённые голоса. Птичник после обеда ушёл на первый этаж, никто не мешает нам открыть замок на последней палате и осмотреться внутри.
Мы разлетаемся по разным углам. Эда заваливается на кровать, Ник роется в шкафу, а я осматриваю стол. Ничего интересного, только стакан с ручками и стопка чистой бумаги.
– Ты ожидала увидеть план по захвату отделения? – шепчет сестра мне в ухо. Отмахиваюсь от неё и дёргаю ящики. Заперто, а ключей от них уже нет.
Пока я пытаюсь открыть стол, а Ник копается в водолазках, Эда уже сбила всё покрывало и разбросала подушки. Она выгибается, чтобы заглянуть под кровать, и с радостным возгласом вскакивает на ноги.
– Смотрите!
Из-под кровати появляется красный чемодан, не запертый. Когда мы открываем его, обнаруживаем пару десятков одинаковых чёрных очечников.
Да это настоящий клад!
Клад тут же подвергается разорению. Эда натягивает очки в тяжёлой чёрной оправе и становится похожа на училку. Ник находит себе карнавальные очки-звёздочки с розовыми стёклами, а я круглые, большие, но почти невесомые. Не знаю, зачем Марго их носит – стёкла везде стоят «нулевые».
– Я выгляжу роскошно, – провозглашает Ник.
Сестра завидует, но на её призрачном носе не удержится даже маленькое пенсне – такое тут тоже есть. Мы открываем другие очечники, смеёмся, и никто не догадывается выглянуть за дверь или хотя бы прислушаться.
Дверь палаты распахивается, когда Эда в ярко-красных очках танцует на кровати Марго, а мы с Ником ей аплодируем.
На несколько секунд все звуки затихают. Я не слышу даже своего дыхания. Марго стоит на пороге, одна ладонь на ручке двери, вторая спрятана в кармане халата. Сестра ехидно смеётся из угла. Это катализатор.
Марго начинает кричать.
Я не слишком-то слушаю. Никто из нас не слушает, даже не пытается разобраться в словесном потоке. Она вещает что-то про частную собственность, про наглость пациентов, про то, что она врач, и раз так, все должны ей подчиняться. Ага, врач. Думает, что надела белый халат и сразу врачом стала. Ник таскал халаты из прачечной каждый вечер, пока её не начали запирать!
А Марго всё не затыкается, возмущаясь тем, что мы трогали её вещи. Она могла бы ещё долго разливаться, если бы Птичник наконец не вернулся с первого этажа и, привлечённый шумом, не заглянул в палату. Зря.
Марго только рада найти себе новую мишень.
– Вы не выполняете свою работу! – Птичник сказать ничего не успел, а она уже на него кричит. – Это ваша обязанность, следить за пациентами! И за вещами тоже. Вы тут носитесь непонятно где, а они залезли в мою палату, открыли чемодан, может, и в записях рылись, а там очень важные данные!
Ян не проявляет никакого уважения к важным данным Марго.
– На выход, – говорит он нам.
Ник пинает чемодан – ему сегодня больше всего досталось – и мы втроём возвращаемся в коридор.
Около палаты уже подслушивает Ольга. Не хватает только Хризы, для полного сбора. На Эде всё ещё красные очки Марго; никто из нас не выглядит и не чувствует себя виноватым.
Марго тычет пальцем в сторону Птичника, набирает в лёгкие воздух, и я жалею, что не могу из-за гипса зажать оба уха.
– Это уже слишком! Пациенты делают, что хотят, вас нет на посту, врач не хочет со мной разговаривать. Она говорит, что слишком занята, но я знаю, что она просто меня избегает, как это называется?! А теперь ещё эти больные роются в моих личных вещах и вообще меня не слушают, как так можно?!
– Сами захотели жить в отделении, – отвечает Птичник, утягивая Эду к её палате. – Вас никто не заставлял.
– Но вы тоже здесь живёте! – ей наконец-то удаётся добиться внимания. Мы смотрим на неё, а она продолжает кричать в спину Яну. – Я знаю, что вы спите здесь, в седьмой палате! – для полноты картины она показывает на соседнюю дверь.
Ник неожиданно ухмыляется.
– Птичник спит с нами? Я не знал.
– Я знала, – тихо говорит Ольга. – Видела, как он туда заходил, когда решила ночью помыть руки.
Ян молча выбирает нужный ключ из связки. Но тихо не становится – это было только затравкой.
– Помыть руки? Ночью? Тебя, правда, надо лечить! – Ник скалится в сторону Ольги.
Эда приглушенно кричит что-то из-за двери, Ольга надувается, и я не уверена, что хуже, Марго или мои ссорящиеся соседи.
– Это вообще-то грубо. Я не виновата в том, что я такая!
– Ненормальная, да?
– Я хотя бы не бросаюсь на людей! – Ольга тоже умеет кричать. – Не хамлю, не лезу в чужие палаты, у меня хотя бы есть мозги!
– Хочешь сказать, что у меня нет мозгов?!
Ник напрягся, готовясь к прыжку, а я уже ищу безопасный угол. Вот бы, как сестра, взлететь под потолок. Где Ян, сколько уже можно закрывать Эду? Ещё и Марго вступает:
– Им нужно успокоительное, я бы поставила…
– Непохоже, что они у тебя есть!
– Не беси меня, – рычит Ник.
Я вжимаюсь в стену, но не могу закрыть глаза. Холодные руки сестры на плечах, и уже можно гадать, что Ник сломает Ольге, но Птичник наконец-то решает вернуться к своим обязанностям.
Начинает он с самого опасного – Ника. Тот пытается вырваться, но без особого энтузиазма. Птичник даже не напрягается, когда ведёт его к палате, Ольга поджимает губы, и пьеса вроде окончена, но она решает оставить последнюю реплику за собой.
– Мог бы и не орать. Ничего твои угрозы не стоят!
Это она зря.
Ольга не видела, на что способен Ник. Я знаю, и Птичник с санитарами, и Эда – несколько шрамов она не сама себе оставила. Но не Ольга.
Лучше бы молчала, отстранённо думаю я, когда Ник проносится мимо. Птичник не может успеть за ним, Марго визжит, а я наконец могу закрыть глаза. Ольга на полу, Ник, нависший над ней с звериным оскалом на лице, – последнее, что я вижу.
Дверь бьётся о косяк.
– Эй, можешь смотреть, – зовёт сестра.
Приоткрываю один глаз, чтобы увидеть, как санитары скручивают Ника, а Птичник пытается им помочь. Появляются шприц и смирительная рубашка. Ольга закрывает лицо и беззвучно всхлипывает.
Ника тащат вниз, к клетке. Марго поправляет очки дрожащими пальцами.
– Это я нажала тревожную кнопку, – почти шепчет она. – У вас часто такое?
Птичник тяжело вздыхает, одёргивая халат.
– Чаще, чем хотелось бы, – признаёт он.
Я готова облегчённо вздохнуть и даже разрешить Птичнику запереть